Уже шатался материк, твердь под ногами колебалась… О, Атлантида — белый лик, я на твоей земле металась! Грозила небу кулаком и к телу прижимала чадо, ребенок был так мал, как гном, как в горле ком,— его от града могла я телом заслонить и кур нахальных отогнать… Челнок скользил, сверкала нить, машины продолжали ткать, кокотки примеряли платья, дельцы выписывали чеки, и мальчик разжимал объятья: «До завтра»… Знала я: навеки… О, Атлантида — белый лик, в моем ты сердце погружалась, твой полный жизни материк во мне шумел — как к людям жалость. Он пил вино и танцевал и поле вспарывал плугами, и твердь качалась под ногами, и вал девятый набегал, облизывая пенный берег, в берлоги забивались звери, а мальчик фуги сочинял.
Плугами вспарываем поле, терзаем твердым каблуком… Земля – великое застолье с привычным местом за столом. И, сонно разомкнув объятья, мы говорим: «До завтра, спи…» — не научившихся бояться, нас, легкомысленных, прости. Тебя мы любим, словно дети, как дети, мы не верим в смерть… О, Атлантида — с моря ветер, в умах и в море круговерть!
1963