Все, что мечтала услышать душа в всплеске колодезном, вылилось в возгласе: «Как хороша церковь в Коломенском!»
Знаешь, любимая, мы — как волхвы: в поздней обители — где еще, в самом охвостье Москвы,- радость увидели,
Здравствуй, царевна средь русских церквей, бронь от обидчиков! Шумные лица бездушно мертвей этих кирпичиков.
Сменой несметных ненастий и ведр дышат, как дерево. Как же ты мог, возвеличенный Петр, съехать отселева?
Пей мою кровушку, пшикай в усы зелием чертовым. То-то ты смладу от божьей красы зенки отвертывал.
Божья краса в суете не видна. С гари да с ветра я вижу: стоит над Россией одна самая светлая.
Чашу страданий испивши до дна, пальцем не двигая, вижу: стоит над Россией одна самая тихая.
Кто ее строил? Пора далека, слава растерзана… Помнишь, любимая, лес да река _ вот она, здесь она.
В милой пустыне, вдали от людей нет одиночества. Светом сочится, зари золотей, русское зодчество.
Гибли на плахе, катились на дно, звали в тоске зарю, но не умели служить заодно Богу и Кесарю…
Стань над рекою, слова лепечи, руки распахивай. Сердцу чуть слышно журчат кирпичи тихостью Баховой.
Это из злыдни, из смуты седой прадеды вынесли диво, созвучное Анне Святой в любящем Вильнюсе.
Полные света, стройны и тихи, чуда глашатаи,- так вот должны воздвигаться стихи, книги и статуи.
…Грустно, любимая. Скоро конец мукам и поискам. Примем с отрадою тихий венец — церковь в Коломенском.