Прожил девяносто лет Фарук. Утром встал, исполненный кручины,— О себе задумался он вдруг, Низко опустив свои седины:
«Пожил я — и хватит! Человек Должен совесть знать, а мы забыли, Что пришли на землю не навек. Надо мне подумать о могиле.
Надо мне оставить в стороне Горести и радости мирские, Надо помнить о последнем дне, Отвергая помыслы другие».
И пошел к гробовщику старик, С бренной жизнью мысленно прощался. Но случилось так, что гробовщик Рядышком с цирюльней помещался.
Только на крыльцо ступил Фарук, Сотрясаясь всем бессильным телом,— В красных ичигах, в халате белом Девушка из двери вышла вдруг.
Есть ли в мире сердце, чтоб осталось Равнодушным к прелести такой? Перед ней согнет колени старость, Смерть отступит перед красотой.
Сердце стариковское бросала Девушка то в пламя, то в озноб. Засмеялась и, шутя, сказала: Как дела, мой дед? Вам нужен гроб?
— Что ты, дочка! Смерть — не у порога, Рано думать о последнем дне. Бородой оброс я, и немного Бороду поправить надо мне.