Я иду по местам боев. Я по улице нашей иду. Здесь оставлено сердце мое в том свирепо-великом году.
Здесь мы жили тогда с тобой. Был наш дом не домом, а дотом, окна комнаты угловой — амбразурами пулеметам.
И все то, что было вокруг — огнь, и лед, и шаткая кровля,— было нашей любовью, друг, нашей гибелью, жизнью, кровью. В том году, в том бреду, в том чаду, в том, уже первобытном, льду, я тебя, мое сердце, найду, может быть, себе на беду.
Но такое, в том льду, в том огне, ты всего мне сейчас нужней. Чтоб сгорала мгновенно ложь — вдруг осмелится подойти,— чтобы трусость бросало в дрожь, в леденящую,— не пройдешь!— если встанет вдруг на пути. Чтобы лести сказать: не лги! Чтоб хуле сказать: не твое! Друг, я слышу твои шаги рядом, здесь, на местах боев. Друг мой, сердце мое, оглянись: мы с тобой идем не одни. Да, идет по местам боев поколенье твое и мое, и — еще неизвестные нам — все пройдут по тем же местам, так же помня, что было тут, с той железной молитвой пройдут…
1964