Как выскажу моим косноязычьем Всю боль, весь яд? Язык мой стал звериным или птичьим, Уста молчат.
И ничего не нужно мне н свете, И стыдно мне, Что суждены мне вечно пытки эти В его огне;
Что даже смертью, гордой, своевольной, Не вырвусь я; Что и она — такой же, хоть окольный, Путь бытия.
31 марта 1921, Петербург