1 Старые слова поют: Мы все сюсюкаем и пляшем И крылышками машем, машем, И каждый фиговый дурак За нами вслед пуститься рад. Молодые слова поют: Но мы печальны, боже мой, Всей жизни гибель мы переживаем: Увянет ли цветок — уже грустим, Но вот другой — и мы позабываем Все, все, что было связано с цветком: Его огней минутное дыханье, Строенье чудное его И неизбежность увяданья. Старые слова поют: И уши длинные у нас. Мы слышим, как растет трава, И даже солнечный восход В нас удивительно поет. Вместе старые и молодые: Пусть спит купец, пусть спит игрок, Над нами тяготеет рок. Вкруг Аполлона пляшем мы, В высокий сон погружены, И понимаем, что нас нет, Что мы словесный только бред Того, кто там в окне сидит С молочницею говорит. 2 Слово в театральном костюме: Мне хорошо в сырую ночь Блуждать и гаснуть над водой И думать о судьбе иной, Когда одет пыльцею был, Когда других произносил Таких же точно мотыльков В прах разодетых дурачков. Дай ручку, слово, раз, два, три! Хожу с тобою по земле. За мною шествуют слова И крылышки дрожат едва Как-будто бы амуров рой Идет по глубине ночной.
Куда идет? Кого ведет? И для чего опять поет? И тонкий дым и легкий страх Я чувствую в своих глазах. И вижу, вижу маскарад. Слова на полочках стоят — Одно одето, точно граф, Другое — как лакей Евграф, А третье — верный архаизм — Скользит как-будто бы трюкизм, Танцует в такт и вниз глядит. Там в городе бежит река, Целуются два голубка, Милиционер, зевнув, идет И смотрит, как вода плывет. Его подруга, как луна — Ее изогнута спина, Интеллигентен, тих и чист, Смотрю, как дремлет букинист. В подвале сыро и темно, Семь полок, лестница, окно. Но что мне делать в вышине, Когда не холодно здесь мне? Здесь запах книг, Здесь стук жуков, Как-будто тиканье часов. Здесь время снизу жрет слова, А наверху идет борьба.
1927