Читать стихи Маргариты Агашиной о любви
Но мне бывает в тягость дружба,
когда порой услышу я,
что я жила не так, как нужно, —
мне говорят мои друзья.
Что мало песен написала,
что не боролась, а ждала,
что не жила, а угасала,
что не горела, а жила.
Что я сама себя сгубила,
сама себя не сберегла…
А я жила — тебя любила!
А я — счастливая жила!
Я не хочу начать сначала,
ни изменить, ни повторить!
И разве это так уж мало:
все время ждать,
всю жизнь любить?
[...]
У смерти тоже есть свои порядки.
Ну что ж,
умру когда-нибудь и я.
Меня положат в зале «Волгоградки» —
тогда уж воля будет не моя.
И кто-нибудь,
всегда на всё готовый,
создаст двухцветный траурный уют
и с чувством скажет горестное слово
по принципу — «лежачего не бьют».
И все узнают,
как жила я мало,
как я ещё бы —
жить да жить могла,
какие я «шедевры» написала,
какая я «хорошая» была!..
Ах, щедрый автор
смертных приговоров,
он так доволен — речи вопреки, —
что я ушла в дорогу,
о которой
не пишут путевые дневники.
Что от плохих стихов не затоскую,
что на собраньях
слова не прошу
и никого-то я не критикую,
убийственных рецензий не пишу!
Не верьте тем,
кто скажет надо мною
высокие надгробные слова!
Какой была —
а я была иною, —
сама скажу, покуда я жива.
А я — как все:
и плакала, и пела,
стыдилась плакать
и любила петь.
А я гораздо больше
не успела,
чем было мне
доверено успеть.
Я жизнь люблю.
Я, и прощаясь с нею,
ищу дорог
и радуюсь весне!
А жить стараюсь
проще и честнее,
чем после смерти
скажут обо мне.
[...]
Годы, как ласточки, мчатся.
Что впереди, — не боюсь.
С кем только, милый, прощаться
В час, когда я соберусь?
Выйду ли к Волге с рассветом,
Ночь ли в окне простою, -
Милый мой, только об этом
Думаю думу свою.
Милый мой, выросли дети,
Поумирала родня...
Был ты, мой милый, на свете
Только один у меня.
Всё, что нам выпало в жизни —
Счастье твоё и моё —
Не пожалел для отчизны,
Всё ты отдал за неё.
Годы — пускай себе мчатся!
Старость — не радость, а груз.
… С кем мне, мой милый, прощаться
В час, когда я соберусь?
Всегда — встречая, провожая -
и ты был прав, и я права.
А возле нас жила чужая,
на всё способная молва.
Бывало так: беда случалась.
Работа вдруг не получалась.
Молва всегда бывала там -
самозабвенно возмущалась
и шла за нами по пятам.
Бывало горько. Я молчала.
Молва вздыхала и ворчала
вокруг молчанья моего:
«Она глупа — она прощает...»
«Она умна — не замечает...»
Я всё на свете замечала
и не прощала ничего.
А мы всё вместе! Век ли, миг ли,
или пятнадцать лет подряд!
— Что ж, им легко — они привыкли! -
о нас с тобою говорят.
А мы молчим и знаем оба -
какого стоило труда,
чтобы вот так:
любовь до гроба,
а не привычка навсегда.
[...]
Мне приходилось слышать часто
непостижимые слова,
что баба любит быть несчастной,
что баба — муками жива.
И не скупилась на ухабы
дорога долгая моя,
чтобы не раз обычной бабой -
простой,
обманутой
и слабой -
себя почувствовала я.
Но всё упрямей с каждой мукой,
не отрекаясь от тоски,
овладевала я наукой
любить свободу по-мужски!
И вот небабьей, новой властью
на волю вырвалась в пути!
И уж ни счастья,
ни несчастья
ты мне не можешь принести.
[...]