Читать стихи Николая Агнивцева о любви
Где-то давно, в неком цирке одном
Жили два клоуна, Бим и Бом.
Бим-Бом, Бим-Бом.
Как-то, увидев наездницу Кэтти,
В Кэтти влюбились два клоуна эти
Бим-Бом, Бим-Бом.
И очень долго в Петрарковском стиле
Томно бледнели и томно грустили
Бим-Бом, Бим-Бом.
И, наконец, влезши в красные фраки,
К Кэтти явились, мечтая о браке,
Бим-Бом, Бим-Бом.
И, перед Кэтти представши, вначале
Сделали в воздухе сальто-мортале
Бим-Бом, Бим-Бом.
«Вы всех наездниц прекрасней на свете»,–
Молвили Кэтти два клоуна эти,
Бим-Бом, Бим-Бом.
«Верьте, сударыня, в целой конюшне
Всех лошадей мы вам будем послушней»–
Бим-Бом, Бим-Бом.
И в умиленьи, расстрогавшись очень,
Дали друг другу по паре пощечин
Бим-Бом, Бим-Бом.
Кэтти смеялась и долго, и шумно:
«Ола-ла! Браво! Вы так остроумны,
Бим-Бом, Бим-Бом.
И удалились домой, как вначале,
Сделавши в воздухе сальто-мортале,
Бим-Бом, Бим-Бом.
И поступили в любовном эксцессе
С горя в „Бюро похоронных процессий“
Бим-Бом, Бим-Бом.
1921
[...]
Однажды в Африке
Купался Жираф в реке.
Там же
Купалась гиппопотамша.
Ясно,
Что она была прекрасна.
Не смотрите на меня так странно.
Хотя гиппопотамши красотою не славятся,
Но она героиня романа
И должна быть красавицей.
При виде прекрасной Гиппопотамши
Жесткое жирафино сердце
Стало мягче самой лучшей замши
И запело любовное скерцо.
Но она,–
Гипопотамова жена,
Ответила ясно и прямо,
Что она – замужняя дама
И ради всякого сивого мерина
Мужу изменять не намерена.
А если, мол, ему хочется жениться,
То, по возможности, скорей
Пусть заведет жирафиху-девицу
И целуется с ней.
И будет его жребий радостен и светел,
А там, глядишь, и маленькие жирафчики появились…
Жираф ничего не ответил.
Плюнул. И вылез.
1921
[...]
Их две сестры: одна от неба,
Ну, а другая – от земли.
И тщетно жду: какую мне бы
Дать боги Случая могли:
Вот ту – которая от неба,
Иль ту, другую – от земли?
Одна как статуя Мадонны,
Ну а другая как вертеп.
И я вздыхаю сокрушенно:
В которую влюбиться мне б.
Вот в ту, что статуя Мадонны,
Иль в ту, другую, что вертеп?
И та, что статуя Мадонны,
И эта, что наоборот,
Вдруг улыбнулись мне влюбленно.
С тех пор сам черт не разберет:
Где та, что статуя Мадонны,
И эта, что наоборот?
1921
[...]
Сбившись в слабостях со счёта,
Догаресса Монна Бланка
В ожидании Эрота
Забавлялась с обезьянкой.
И, взглянув на вещи прямо,
В элегическом мечтаньи –
Говорила эта дама
Удивленной обезьяне:
«Почему мы к вам так строги?
Ведь у вас, без всякой лести,
Те же руки, те же ноги
И всё прочее на месте.
Всё, что требует от мужа
Эротический регламент –
Всё у вас есть. Плюс к тому же
Африканский темперамент».
«Ах, мадам, не в том вопрос-то,–
Шимпанзе сказал, вздыхая,
Это всё ужасно просто
И причина здесь иная.
Чтоб доставить даме счастье
С вашим мужем, старым дожем,
Потягаться в деле страсти
Черт возьми, конечно, можем.
Я бы мог быть арлекином
(Шимпанзе ведь не священник).
Но что делать? Для любви нам
Не хватает только… денег.
1921
[...]
Длинна как мост, черна как вакса,
Идёт, покачиваясь, такса…
За ней шагает, хмур и строг,
Законный муж её – бульдог.
Но вот, пронзенный в грудь с налета,
Стрелой собачьего Эрота,
Вдруг загорелся, словно кокс,
От страсти к таксе встречный фокс.
И был скандал (ах, знать должнывы,
Бульдоги дьявольски ревнивы).
И молвил встречный пудель: «Так-с,
Не соблазняй семейных такс».
И, получив на сердце кляксу,
Фокс так запомнил эти таксу,
Что даже на таксомотор
Смотреть не мог он с этих пор.
1921
[...]
К некоей лэди в шикарнейший зал,
В силу печальных событий,
Джим-негритенок лакеем попал
Прямо с родного Таити.
И, запыхавшись средь всяческих дел,
Вазу разбил как-то раз он…
Он быть лакеем еще не умел,
И был за это наказан.
«Ах, госпожа, где же мог я узнать,
Как обращаться с вещами такими?.
Нехорошо, госпожа, обижать
Бедного черного Джимми».
Лэди была словно сахар бела,
Джим же был черен, как сажа.
Но… настигает Эрота стрела
И папуасов ведь даже.
И в умилении лэди в плечо
Вдруг укусил как-то раз он.
Он не умел целоваться ещё
И был за это наказан.
«Ах, госпожа, где же мог я узнать,
Как обращаться с вещами такими?
Нехорошо, госпожа, обижать
Бедного черного Джимми»…
1921
[...]
Раз персидскою весною
Шел Абдул к Фатиме в дом
С нагруженным косхалвою
Очень глупым ишаком.
Шел Абдул и пел: «Всю ночь-то
Процелуюсь я, да как…
Ты ж не будешь оттого, что
Я Абдул, а ты – ишак».
Так, смеясь весьма ехидно,
И хватаясь за бока,
В выражениях обидных
Пел Абдул про ишака.
«Вот идет со мной ишак,
Он – один, а глуп, как два.
Ай, какой смешной ишак.
В–ва!!!»
И, придя к ней – стук в окошко,
Вот и я, Фатима, здесь.
Целоваться вы немножко
Не интересуетесь?"
Но она ему на это
Отвечала кратко, что
Мужу старому Ахмету
Не изменит ни за что.
Он сказал: «Ай, как вы строги…»
И ушел домой он… так…
И, обратно по дороге,
Про Абдула пел ишак:
«Вот идет со мной ишак.
Он один, а глуп, как два.
Ай, какой смешной ишак.
В–ва!!!»
1921
[...]
Изящна, как игрушечка,
Прелестная пастушечка
Плела себе венок.
И с нею рядом туточки
Наигрывал на дудочке
Прелестный пастушок.
И пели в тэт-а-тэтике
Любовные дуэтики.
Что с ними дальше станется –
Вам скажет окончаньице.
Но некая маркизочка
По имени Алисочка
Вдруг вышла на лужок.
И вот без промедленьица
Её воображеньице
Пленил сей пастушок.
«Вот мне б для адюльтерчика
Такого кавалерчика!»
Что с ними дальше станется –
Вам скажет окончаньице.
Тогда на эпиложечек
Взяла пастушка ножичек
И стала им махать.
При виде этих сценочек
Встал пастушок с коленочек
И удалился вспять…
Что станется с пастушечкой,
Страстей его игрушечкой?
Ни черта с ней не станется.
Вот вам и окончаньице.
1921
[...]
Дребезжит гитара сонно,
Где-то булькает мадера…
Ночь. Луна. В окошке – Донна,
Под окошком — кабаллеро.
Ну-с, итак, в испанском стиле
Начинаю ритурнель я…
Место действия – в Севилье,
Время действия – в апреле.
Скоро будет две недели,
Как жене своей на горе
Дон-Супруг на каравелле
Где-то путается в море.
Услыхав о том, открыто
Дон-Сосед, от страсти ярой
Вмиг лишившись аппетита,
Под окно пришел с гитарой.
Всё, что знал, пропел он Донне
И, уставши, напоследок,
Он запел в мажорном тоне
Приблизительно вот эдак:
«Донна, Донна, в вашей власти
Сердце Вашего соседа.
Ах, от страсти я на части
Разрываюсь, как торпеда».
«Нет, не ждите поцелуя»,–
Отвечала Донна томно. –
Нет, нет, нет. Не изменю я
Своему супругу Дону".
И добавила, вздыхая,
Не без некоторой дрожи:
«К вам не выйду никогда я,
На других я не похожа»…
Вы не верите? Я – тоже.
1921
[...]
В стране, где измену карает кинжал,
Хранится в народе преданье:
Как где-то давно некий паж вдруг застал
Принцессу во время купанья.
И вот, побоявшись попасть на глаза
Придворной какой-нибудь даме,
Он прыгнул в отчаяньи, словно коза,
За черный обветренный камень.
Но сын Афродиты не мог нипочём
Снести положенья такого,
И стал черный камень прозрачным стеклом
Под взором пажа молодого.
Для вас, о влюбленные, был мой рассказ,
И хоть было очень давно то,
Давайте за это еще лишний раз
Прославим малютку Эрота.
1921
[...]
В тот день все люди были милы,
И пахла, выбившись из силы.
Как сумасшедшая, сирень.
Трень-брень.
И, взяв с собою сыр и булку,
Сюзанна вышла на прогулку.
Ах, скучно дома в майский день.
Трень-брень.
Увидев издали Сюзанну,
Благословлять стал Жан Осанну,
И прыгнул к ней через плетень.
Трень-брень.
Пылая Факелом от страсти.
Промолвил Жан Сюзанне:«3драсте»
И тотчас с ней присел на пень.
Трень-брень.
Была чревата эта встреча
И, поглядев на них под вечер,
Стал розоветь в смущенье день.
Трень-брень.
И вот наутро, как ни странно,
Не вышла к завтраку Сюзанна,
У ней всю ночь была мигрень.
Трень-брень.
Вот что от края и до края
С Сюзаннами бывает в мае,
Когда в саду цветет сирень.
Трень-брень.
1921
[...]
В молчаньи, с улыбкой лукавой,
В Китае китайский пьёт чай
Китайская барышня Ао –
Сун-Фу-Липо-Тань-Ти-Фон-Тай.
Согласно привычке старинной,
Пыхтя от любовных забот,
К ней как-то с умильною миной
Явился китайский Эрот.
«Послушайте, барышня Ао,
Нельзя же всё время пить чай.
Ах, барышня Ао, в вас, право,
Влюблен целиком весь Китай.
Взгляните, как ясен день майский,
Вот глупая!»… И на финал
Он в злости её по-китайски
«Китайскою дурой» назвал…
И быстро ушел, негодуя,
Прервавши с ней свой разговор…
Вот всё… Что ж поделать могу я,
Когда вдалеке до сих пор
В молчаньи, с улыбкой лукавой,
В Китае китайский пьёт чай
Китайская барышня Ао –
Сун-Фу-Липо-Тань-Ти-Фон-Тай.
1921
[...]
1
В саду у дяди-кардинала,
Пленяя грацией манер,
Маркиза юная играла
В серсо с виконтом Сен-Альмер.
Когда ж, на солнце негодуя,
Темнеть стал звездный горизонт,
Тогда с ней там в игру другую
Сыграл блистательный виконт…
И были сладки их объятья,
Пока маркизу не застал
За этим ветреным занятьем
Почтенный дядя-кардинал.
В ее глазах сверкнули блестки
И, поглядевши на серсо,
Она поправила прическу
И прошептала: «Вот и всё!»
2
Прошли года!.. И вот без счета
Под град свинца – за рядом ряд –
Ликуя, вышли санкюлоты
На исторический парад…
«Гвардейцы, что ж вы не идете?»
И в этот день, слегка бледна,
В последний раз – на эшафоте
С виконтом встретилась она…
И перед пастью гильотины
Достав мешок для головы,
Палач с галантностью старинной
Спросил ее: «Готовы ль вы?»
В ее глазах потухли блестки,
И, как тогда, в игре в серсо,
Она поправила прическу
И прошептала: «Вот и всё!»
1921
[...]
У нее – зеленый капор
И такие же глаза;
У нее на сердце – прапор,
На колечке – бирюза!
Ну и что же тут такого?.
Называется ж она
Марь-Иванна Иванова
И живет уж издавна –
В том домишке, что сутулится
На углу Введенской улицы,
Позади сгоревших бань,
Где под окнами – скамеечка,
А на окнах – канареечка
И – герань!
Я от зависти тоскую!
Боже правый, помоги:
Ах, какие поцелуи!
Ах, какие пироги!..
Мы одно лишь тут заметим,
Что, по совести сказать,
Вместе с прапором-то этим
Хорошо бы побывать –
В том домишке, что сутулится
На углу Введенской улицы,
Позади сгоревших бань,
Где под окнами – скамеечка,
А на окнах – канареечка
И – герань!
1923
[...]
Из своей опочивальни,
Чем-то очень огорчен,
Побледневший и печальный
Вышел в зал король Гакон.
И в тоске невыразимой
Молвил, вставши на ступень:
«Здравствуй, мой народ любимый!»
И сказали: «Добрый день» –
114 гофмейстеров,
30 церемониймейстеров,
48 камергеров,
345 курьеров
И 400 пажей!..
И дрожа, как от озноба,
Продолжал Гакон-король:
«Нам сейчас одна особа
Причинила стыд и боль!
Видно, нас днесь в это лето
За грехи карает бог!
Что вы скажете на это?»
И сказали грустно: «Ох!» –
114 гофмейстеров,
30 церемониймейстеров,
48 камергеров,
345 курьеров
И 400 пажей!..
«Наша дочь принцесса Анна,
Позабыв свои дела,
Неожиданно и странно
Нынче сына родила!
Мы б узнать от вас хотели
(Будьте ж честны и прямы!),
Кто замешан в этом деле?!»
И сказали тихо: «Мы!» –
114 гофмейстеров,
30 церемониймейстеров,
48 камергеров,
345 курьеров
И 400 пажей!..
1921
[...]
1
Давайте-ка устроим чистку
Средь коломбин и апашей!
Ведь наши «замы» и модистки,
Кассиры и пиш-машинистки
В любви тех будут не глупей!
Давайте же устроим чистку
Средь коломбин и апашей!
2
Она –кассирша в «Спичка-тресте»
А он – Врид-зам-пом-пом-пом-зам!
Все началось с того, что вместе,
Под вопль кондукторский «не лезьте»
Бочком пролезли все же в трам:
Она –кассирша в «Спичка-тресте»
И он – Врид-зам-пом-пом-пом-зам!
3
В своих движеньях эксцентричен
Трамвай маршрута буквы «А»!
И очутились механично
Они в объятьях романтичных
От двадцать третьего толчка!
В своих движеньях эксцентричен
Трамвай маршрута буквы «А»!
4
Когда-то были купидоны]
Теперь их «замом» стал трамвай!
И перед ними благосклонно –
Через неделю по закону –
Открылся загса тихий рай…
Когда-то были купидоны,
Теперь их «замом» стал трамвай!
5
И дети их снимали кепки
Перед трамваем с буквой «А»,
И, факт рожденья помня крепко,
Махали долго вслед прицепке!
И с благодарностью всегда
Детишки их снимали кепки
Перед трамваем с буквой .«А».
1928
[...]
Ах, это все чрезмерно странно,
Как Грандиссоновский роман…
И эта повесть так туманна,
Зане в то время был туман…
И некто в серой пелерине,
Большой по виду ферлакур,
Промолвил даме в кринолине
Многозначительно: «Bonjour».
И долго там в тумане некто
С ней целовался, неспроста,
От «Вознесенского проспекта»
До «Поцелуева моста».
Но кто ж она-то?. Как ни странно,
Без лиц ведется сей роман!..
Ах, эта повесть так туманна,
Зане в то время был туман…
И некто в черной пелерине,
Столкнувшись с ними, очень хмур,
Промолвил даме в кринолине
Многозначительно: «Bonjour».
И долго там в тумане некто
Бранился с нею, неспроста,
От «Поцелуева моста»,
До «Вознесенского проспекта»…
1923
[...]
Жил-был зеленый крокодил,
Аршина эдак на четыре…
Он был в расцвете юных сил
И по характеру он был,
Пожалуй, самым лучшим в мире –
Зелёный этот крокодил,
Аршина эдак на четыре…
Вблизи же как бутон цвела
Слониха, так пудов на двести…
И грациозна, и мила,
Она девицею была…
И безо всякой лишней лести,
Как роза майская цвела,
Слониха та, пудов на двести.
Слониха та и крокодил
Дошли в любви вплоть до чахотки.
Слонихин папа строгий был
И брака их не разрешил.
Слова финальные коротки:
Слониха та и крокодил
Скончались оба от чахотки.
1921
[...]
О, Ниппон, о, Ниппон,
О, фарфоровый звон
Из-за дымки морского тумана.
О, Ниппон, о, Ниппон,
Шелком тканый Ниппон,
Золотистый цветок океана.
Ах, весной весь Ниппон
Поголовно влюблен,
И весной, сердцем к сердцу приникши,
Разбредясь по углам,
Все целуются там,
От Микадо – до голого рикши.
Даже бонза седой
За молитвой святой
Всем богам улыбается что-то…
Лишь одна, лишь одна,
Как фонтан холодна,
Госпожа Чио-Сан из Киото.
И шептали, лукаво смеясь, облака:
«Чио-Сан, Чио-Сан, полюби хоть слегка».
И шептали, качаясь на стеблях, цветы:
«Чио-Сан, Чио-Сан, с кем целуешься ты?»
И шептал ей смеющийся ветер морской:
«Чио-Сан, Чио-Сан, где возлюбленный твой?»
И шептало ей юное сердце:
«Ах, как хочется мне завертеться…»
И откликнулась Чио на зов майских дней –
И однажды на пристани вдруг перед ней
Облака, и цветы, и дома, и луна
Закружились в безудержном танце.
Полюбила она, полюбила она
Одного моряка, иностранца.
Он рассеянным взором по Чио скользнул,
Подошел, наклонился к ней низко,
Мимоходом обнял, улыбнулся, кивнул
И уехал домой вСан-Франциско.
И осталась одна
Чио-Сан у окна.
А моряк где-то рыщет по свету…
И весна за весной
Проходили чредой,
А любимого нету и нету.
И шептались, лукаво смеясь, облака:
«Чио-Сан, Чио-Сан, не вернешь моряка».
И шептал ей смеющийся ветер морской:
«Чио-Сан, Чио-Сан, обманул милый твой».
И шептало ей юное сердце:
«Ах, как хочется мне завертеться…»
Но сказала в ответ
Чио-Сан: «Нет, нет, нет,
Не нарушу я данного слова».
И ночною порой с неутертой слезой
Чио-Сан… полюбила другого…
1921
[...]
К монне Фиаметте
Стукнул на рассвете
Граф Ренэ Камбон.
И хоть Фиаметта
Ие была одета,
Все ж был принят он
В розовом алькове,
Где у изголовья
Под гирляндой роз
Мраморной Психее
Что-то шепчет, млея,
Мраморный Эрос.
Ах, мой друг, ответьте,
Что прекрасней в свете
Неодетых дам?
Граф был не дурак же,
Думал точно так же!
И вее стихло там
В розовом алькове,
Где у изголовья
Под.гирляндой роз
Мраморной Психее
Что-то шепчет,’млея,
Мраморный Эрос.
В позе очень стильной
Задремал жантильный
Граф Ренэ Камбон…
Тут — я буду точен —
Ровно двух пощечин
Вдруг раздался звон
В розовом алькове,
Где у изголовья
Под гирляндой роз
Мраморной Психее
Что-то шепчет, млея,
Мраморный Эрос.
И, открывши веки,
Граф Ренэ навеки
Удалился вспять…
Посудите сами,
Черт возьми, при даме
Разве можно спать
В розовом алькове,
Где у изголовья
Под гирляндой роз
Мраморной Психее
Что-то шепчет, млея,
Мраморный Эрос?!
[...]
Как-то раз путём окрестным
Пролетел Дракон… И там
По причинам неизвестным
Стал глотать прекрасных дам.
Был ужасный он обжора
И, глотая, что есть сил,
Безо всякого разбора
В результате проглотил:
Синьорину Фиамету,
Монну Юлию Падету,
Аббатису Агрипину,
Синьорину Фарнарину,
Монну Лючию ди Рона,
Пять сестёр из Авиньона
И шестьсот семнадцать дам,
Неизвестных вовсе нам.
Но однажды граф Тедеско,
Забежав Дракону в тыл,
Вынул меч и очень резко
С тем Драконом поступил.
Разрубив его на части,
Граф присел… И в тот же миг
Из драконьей вышли пасти
И к нему на шею прыг:
Синьорина Фнамета,
Монна Юлия Падета,
Аббатиса Агрипина,
Синьорина Фарнарина,
Монна Лючия ди Рона,
Пять сестёр из Авиньона,
И шестьсот семнадцать дам
Неизвестных вовсе нам.
Бедный тот Дракон, в несчастьи
Оказавшись не у дел,
Подобрав свои все части,
Плюнул вниз и улетел.
И, увы, с тех пор до гроба
Храбрый граф, пустившись в путь,
Всё искал Дракона, чтобы
С извинением вернуть:
Синьорину Фиамету,
Монну Юлию Падету,
Аббатису Агрипину,
Синьорину Фарнарину,
Монну Лючию ди Рона,
Пять сестёр из Авиньона
И шестьсот семнадцать дам,
Неизвестных вовсе нам.
[...]
У короля был паж Леам –
Проныра хоть куда.
Сто сорок шесть прекрасных дам
Ему сказали «да».
И в сыропуст, и в мясопуст
Его манили в тон:
Сто сорок шесть прекрасных уст
В сто сорок шесть сторон.
Не мог ни спать, ни пить, ни есть
Он в силу тех причин,
Что было дам сто сорок шесть,
А он-то был – один.
Так от зари и до зари
Свершал он свой вояж.
Недаром он, черт побери,
Средневековый паж.
Но как-то раз в ночную тьму,
Темнее всех ночей,
Явились экстренно к нему
Сто сорок шесть мужей.
И, распахнув плащи, все враз
Сказали: «Вот тебе,
О, паж Леам, прими от нас
Сто сорок шесть бэбэ».
«Позвольте, – молвил бледный паж,
Попятившись назад, –
Я очень тронут… Но куда ж
Мне этот детский сад?
Вот грудь моя. Рубите в фарш».
Но, шаркнув у дверей,
Ушли, насвистывая марш,
Сто сорок шесть мужей…
1921
[...]
В старом замке за горою
Одинокий жил Кудесник.
Был на «ты» он с Сатаною.
– Так поётся в старой песне.
Был особой он закваски:
Не любил он вкуса пудры
И не верил женской ласке,
Потому, что был он мудрый.
Но без женской ласки, право,
Жизнь немного хромонога.
Деньги, почести и слава
Без любви?…Да ну их к богу.
И сидел он вечер каждый,
О взаимности тоскуя.
И задумал он однажды
Сделать женщину такую,
Чтоб она была душевно
Наподобие кристалла,
Не бранилась ежедневно
И не лгала. И не л г а л а.
И, склонясь к своим ретортам,
Сделал женщину Кудесник,
Ибо он на «ты» был с чертом,
– Так поётся в старой песне.
И, чиста и непорочна,
Из реторты в результате
Вышла женщина…Ну точно
Лотос Ганга в женском платье.
И была она покорна,
Как прирученная лайка,
Как особенный, отборный
Черный негр из Танганайка.
И, как будто по заказу,
Все желанья исполняла.
И не вскрикнула ни разу,
И не разу не солгала….
Ровно через две недели
Вышел из дому Кудесник
И… повесился на ели.
– Так поётся в старой песне.
1921
[...]
Однажды некий толстый слон,
Красою мухи поражен,
К той мухе, словно феодал,
Преступной страстью воспылал!
Но муха, быстро рассудив,
Что толстый слон, хоть и красив,
Но все ж велик для жениха,
Взяла и скрылась… от греха!
Влюбленный слон не пил, не ел,
Влюбленный слон худел, бледнел
И таял, таял по часам…
«Dans chaque malheure – cherchez la femme!»
И, как французский томный граф,
Он умер, тихо прошептав:
«Не для меня придет весна»…
Так муха слопала слона!
Отсюда ясно, что слоны
Влюбляться в муху не должны,
Зане на сей предмет для них
Судьба назначила слоних!
1921
[...]
1
Сейчас весь мир невольно
Звенит от птичьих стай.
Сейчас цветет фривольный
Веселый месяц май.
Пустивши без уступок
Все стрелы в оборот,
Кивает из-под юбок
Смеющийся Эрот.
По уши в плед замотан,
Кричит ханжа: «Ай-яй!»
Дурак! На то Эрот он,
На то и месяц май.
Итак, увлекшись маем,
Забыв дела свои,
Давайте поболтаем
О странностях любви.
Любовь многообразна,
Но важно лишь одно:
Любить друг друга страстно,
А как, не все ль равно?!
2
Итак, хоть для начала
Уйдемте, например,
В тот век, когда блистала
Маркиза Ла-Вальер,
Когда в любовном хмеле
С полночи до зари
Сверкали и шумели
Версаль и Тюильри.
Теперь без долгих споров
Позвольте мне, мадам,
Гильом де Рошефора
Сейчас представить вам.
Известный волокита,
По виду Адонис…
Позвольте, где же вы-то,
Блистательный маркиз?
Поищем-ка немножко
Маркиза мы… Ага!
Вот домик, вот окошко,
В окошке же нога.
Я объясню вам это.
Нет проще ничего:
Окошко то Фаншетты,
Зато нога его!
Итак, вот этот ранний
Повеса из повес
На первое свиданье
В окно к Фаншетте влез.
Знакомая картина
По сотне тысяч сцен:
Она его кузина,
А он ее кузен.
Вы положенье взвесьте:
Беды особой нет,
Когда обоим вместе
Всего лишь тридцать лет.
Но дьявол ловким змием
Скользнул вдруг к их ногам
И азбуку любви им
Преподал по слогам.
Так черт вновь одурачил
Мамаш. И с этих пор
Свою карьеру начал
Гильом де Рошефор!
3
И все забыв на свете,
В тумане, как слепой,
Блуждал он по Фаншетте
Дрожащею рукой.
Добавлю, что за этот
Весьма короткий срок
Он изучил Фаншетту
И вдоль и поперек.
Ах, ни один ученый
С начала всех начал
Так страстно и влюбленно
Наук не изучал.
Бледнеть стал звездный купол,
Умолкли соловьи…
Маркиз все так же щупал
Всю почву для любви.
И дар любви фривольной,
В неведеньи блажен,
Он расплескал невольно
У розовых колен.
Я слышу вопль рутины:
«Ах, горе! Ах, беда!
Ах, бедная кузина!»
Оставьте, господа.
Кузине горя мало:
Ведь и в конце всего
Она не потеряла…
Ну, ровно ничего.
Коль вдруг распухнут губки,
Есть кремы для услуг.
Ну, а для смятой юбки
Имеется утюг.
Любовь многообразна,
Но важно лишь одно:
Любить друг друга страстно,
А как, не все ль равно?!
4
Хоть был с кузиной нежен,
Но, право, до сих пор,
Как триста дев, безгрешен
Гильом де Рошефор.
Мужая неуклонно,
Он только тем грешил,
За что во время оно
Онан наказан был.
И до сих пор бы страсти
Не знал он, если б в нем
Не приняла участья
Мадам де Жантийом.
Тут я молчу в смущеньи
И, падая к ногам,
Вперед прошу прощенья
У всех знакомых дам.
Сам папа мне свидетель,.
Что на сто верст кругом
Известна добродетель
Мадам де Жантийом.
Ей не страшно злоречье.
Белей, чем снежный ком,
И реноме и плечи
Мадам де Жантийом.
И словно ангелочки,
Вдаль тянутся гуськом
Двенадцать юных дочек
Мадам де Жантийом.
И к этой строгой даме,
Потупя скромно взор,
С фривольными мечтами
Явился Рошефор.
Но тут от пылкой страсти
Был мигом исцелен,
Когда в ответ на «3драссте!»
Она сказала: «Вон...»
Когда ж от нагоняя
Он бросился бежать,
Прибавила, вздыхая:
«Вон… там моя кровать.»
И тут погасли свечи,
И на сто верст кругом
Во тьме блеснули плечи
Мадам де Жантийом!
5
Хоть он к заветной цели
Спешил, что было сил,
Но все ж в любовном деле
Весьма несведущ был.
Итак, попав в объятья,
В неведеньи своем
Запутался он в.платье
Мадам де Жантийом.
И так болтался, в горе
Ногами шевеля,
Как некий бриг на море
Без мачт и без руля…
И все шептал с опаской:
«Ах, смею ль? Ах, могу ль?»
Тогда она с гримаской
Сама взялась за руль
И опытной рукою
К источнику всего
Дорогой вековою
Направила его.
И, наклонившись к даме,
Он прямо в гавань – трах!
Под всеми парусами
Причалил впопыхах.
Любовь многообразна,
Но важно лишь одно:
Любить друг друга страстно,
А как, не все ль равно?!
6
Простившись с дамой вяло,
– Любить их нелегко –
Маркиз шагал по залу
За горничной Марго.
Попав, как по заказу,
С ней в темной коридор,
Мгновенно ожил сразу
Галантный Рошефор.
И тут иль от смущенья
Иль от избытка сил
Вмиг без предупрежденья
Зашел любви он в тыл.
И песнь любви, как мог он,
Так спел ей второпях,
Что был бы им растроган
Любой персидский шах.
Ах, есть свои услады
У экзотичных ласк!
О сказки Шахразады!
О сладостный Дамаск!
Поняв по ощущенью,
В чем дело тут, Марго
В немалом восхищеньи
Воскликнула: «Ого!»
Любовь многообразна,
И важно лишь одно:
Любить друг друга страстно,
А как, не все ль равно?!
7
Как сложенные вместе
Пять Лед и шесть Юнон,
Мила – вы это взвесьте –
Красавица Нинон.
Но все-таки едва ли
В девичий пансион
На миг хотя бы взяли
Красавицу Нинон.
Был«срок девичий отжит
Давно. И с тех времен
В любви щедра, как Ротшильд,
Мадмуазель Нинон.
О, страсть ее безбрежна!
Весь Н-ский гарнизон
Порукой страсти нежной
Красавицы Нинон.
8
По воле Афродиты
К Нинон, хоть незнаком,
Походкой деловитой
Влетел маркиз Гильом.
И быстро молвив „Здрассте“,
Заранее влюблен,
Поднял свои кубок страсти
Над чашею Нинон.
Отбросив старый метод,
Испорченный весьма,
За кубок страсти этот
Взялась она сама
И поднесла в томленьи
Сверх всяческих программ
Тот кубок наслаждений
К пылающим устам.
Маркиз всем этим очень
Был изумлен тогда,
Воскликнул, озабочен:
»Позвольте,… не туда!".
В ответ нежнейшей скрипкой
Хихикнула она
И выпила с улыбкой
По капле все до дна.
Ах, в деле страсти нежной
Противен был шаблон
Немножечко мятежной
Мадмуазель Нинон.
9
Придя немного в чувство
От сладостных истом,
Над тайною искусства
Задумался Гнльом.
И так сидел он в нише,
Задумчив, как пять тумб,
Как только что открывший
Америку Колумб.
Но очень любопытен,
Сконфузившись слегка,
Решил и сам испить он
Любовь из родника.
И слушай, о прохожий,
По образу Нинон
К истоку страсти тоже
Прильнул губами он.
И слились в позе сладкой
В одной из цифр, в какой
Шестерка иль девятка
Имеют смысл иной.
10
Интригу кончив эту
И не успев поспать,
Он некую Жанетту
Поехал провожать.
Хоть было в той карете
И тесно и темно,
Но все ж Эрот заметил
Там кое-что в окно.
И увлеченный этим,
Дав крыльям полный ход,
Влез между ними третьим
Проказливый Эрот.
Летела вдаль карета,
И прыгали слегка
Карета и Жанетта
От каждого толчка.
Что было в той карете,
Известно лишь ему,
Карете и Жанетте
И больше никому.
11
И после этой тряски
До утра как назло
От тряски и от ласки
Всю ночь его трясло.
Но, встав часов в двенадцать,
Как истый кавалер,
Поехал представляться
Графине Сент-Альмер.
Когда же прямо в ванну
Он был к ней приведен,
Подумал: «Очень странно!»
И молвил вслух: «Пардон!»
Она же в брызгах пены,
Не молвя ничего,
Как нежная сирена,
Глядела на него.
О, дочери Нептуна!
О, белый жемчуг дна,
Где тело вечно юно
И скользко, как волна.
О, ласки без предела,
Очей бездумных муть
И молнией белой
Сверкающая грудь!
Чего ж еще вам надо?
Итак, по мере сил,
Она была наядой,
А он тритоном был.
12
От мокрой той графини
На сушу вновь влеком,
На завтрак к Жакелине
Отправился Гильом.
Увы, поверьте чести,
Не описать перу,
Какую с нею вместе
Затеял он игру.
В игре той нерутинной
Был вот какой ансамбль:
Гильом, с ним Жакелина
И вишня par ехаmрlе.
Прибавлю добровольно,
Что эту вишню рок
Забросил вдруг в довольно
Интимный уголок.
Вы положенье взвесьте:
Пусть это ерунда,
Но вишни в этом месте
Находишь не всегда.
И вишню эту с жаром,
Игрою увлечен,
Прилежно с видом ярым
Ловил губами он.
Хотя детали лишни,
Замечу все же, что
Поймать губами вишню
Сумеет вряд ли кто!
13
Отсюда легче пуха,
Вскочив в кабриолет,
Помчал он что есть духу
К Сюзанне на обед.
Но огорчен чрезмерно
Был там маркиз Гильом,
Заставши фрейлен Эрну
С хозяйкою вдвоем.
Но отступал чтоб он-то?
Ну как же!!! Никогда!!!
И лихо на два фронта
Он бросился тогда.
И были без утайки
Довольны все кругом.
И милая хозяйка,
И Эрна, и Гильом.
И, прыгая, как школьник,
Эрот из них в тиши
Составил треугольник
И рад был от души.
14
Но ужин тоже нужен,
И, прошептав: «Адье»,
Гильом спешит на ужин
К Анжель за пару лье.
От всех, в ком страсть и шалость
Кипят, она весьма
Заметно отличалась
Пытливостью ума.
Вам с видом благосклонным
Даря уста свои,
Великим Эдиссоном
Она была в любви.
И в позе очень милой
К нему склоняясь ниц,
Она его любила
При помощи ресниц.
Любовь многообразна,
Но важно лишь одно:
Любить друг друга страстно,
А как, не все ль равно?!
15
Мой милый друг, хотя ты
Весь свет исколеси,
Все дамы грубоваты
В сравнении с Люси.
Она хрупка, как блюдце,
И боже упаси,
Хоть платьица коснуться
Застенчивой Люси
Все скажут без изъятья,
Кого ты не спроси,
Что Жанна д«Арк в квадрате
Безгрешная Люси.
Уныл, как две вороны,
С Люси той за столом
Средь сотни приглашенных
Сидел маркиз Гильом.
Скучая от безделъя,
Он дело вдруг нашел
И с неизвестной целью
Скользнул рукой под стол.
Что делал там, не знаю,
Но слышал, как Люси
Ему в конце, вздыхая,
Промолвила: „Мерси!“
Любовь многообразна,
Но важно лишь одно:
Любить друг друга страстно,
А как, не все ль равно?!
16
Всю жизнь под град лобзаний
Он мчался напролом
По полю сладкой брани
С приподнятом копьем.
И в битве страсти томной
Он к двадцати годам
Пронзил копьем любовным
Сто сорок восемь дам!
Но был он хмур, как осень,
Когда к нему лакей
Впустил сто сорок восемь
Обманутых мужей.
И бросился спасаться,
Когда пришли к дверям
Пять тысяч двести двадцать
Любовников тех дам.
17
Решив порвать все связи,
Он утром влез в окно
К невесте Франсуазе,
Просватанной давно.
Он лез с готовой фразой,
Что флирту, мол, конец,
Что завтра с Франсуазой
Пойдет он под венец
Но, влезши, сразу к месту
Прирос маркиз Гильом,
Застав свою невесту
С Жоржеттою вдвоем.
Но дело не в Жоржетте,
А вот в одной из поз,
Какою в целом свете
Прославился Лесбос.
Любовь многообразна,
Но важно лишь одно:
Любить друг друга страстно,
А как, не все ль равно?
18
В угоду моралистам
Прибавлю на финал,
Что бедный мой маркиз там
Жестоко пострадал.
Пылая жаждой мести,
Прокляв девиц и дам,
Копье свое из мести
Сломал он пополам.
Для всяческих проказ он
Потерян был с тех пор.
Так Богом был наказан
Маркиз де Рошефор!
1921
[...]
В старомодном тихом зальце
Увлеклись, скосивши взоры,
Два фаянсовых китайца
Балериной из фарфора.
Увидав, что близок Эрос,
Улыбнулась танцовщица,
И ей очень захотелось
Перед ними покружиться.
Как легки её движенья,
Как скользит она по зале.
И китайцы в умиленьи
Головами закачали.
И меж ними танцовщица,
Улыбаясь им лукаво,
Всё кружится да кружится,
То налево, то направо.
И, споткнувшись в авантаже,
Вдруг упала без движенья.
Ах, в глазах китайцев даже
Потемнело от волненья.
Ах, как больно… Словно в спины
Им воткнули вдруг иголки.
Ах, разбилась балерина
На мельчайшие осколки…
Так окончился в том зальце –
Неожиданно и скоро –
Флирт фаянсовых китайцев
С балериной из фарфора…
1921
[...]
Грустный Месяц, томясь от любви,
Пальцем в небо потыкал,
Расстроился и –
Захныкал:
«Ох, уж и грустно мне, Месяцу,
Прямо сказать не могу,
Впору, ей-богу, повеситься
Мне на своем же рогу.
Ноют и стынут все косточки,
Не доживу я до дня…
Милые барышни-звёздочки,
Ах, пожалейте меня…
Поодиночке ли, вкупе ли,
Вы бы меня приголубили?.
Ну же, не будьте глухи!»
Звёздочки глазки потупили
И отвечали: – «Хи-хи!»
Месяц сказал, что «Конечно,
В смысле утраты сердечной,
Он, может быть, и утешится,
Но… положенье – серьёзно…
Звёздочки Месяца слёзно
Очень просили не вешаться
И я спокоен за будущность Месяца:
Месяц теперь не повесится.
1921
[...]
Сказал мне примус по секрету,
Что в зажигалку он влюблен.
И, рассказавши новости эту,
Впервые выданную свету,
Вздохнул и был весьма смущен.
Но зажигалке и милее
И симпатичнее был форд.
И без любовного трофея
Из этой повести в три шеи
Был примус выброшен за борт!
Тогда, нажав на регулятор,
Взорвался примус от любви.
Так, не дождавшись результатов,
Хоть стильно, но и глуповато
Свел с фордом счеты он свои!
Но, к счастью, для его хозяйки
Был не опасен этот взрыв!
Взревев, как негр из Танганайки,
Он растерял лишь только гайки,
Свою горелку сохранив.
Пусть пахнет песенка бензином.
Довольно нам любовных роз!
И примус с очень грустной миной
По всем посудным магазинам
В починку сам себя понес!
1928
[...]
Вот раскрытое окошко!..
И задумчиво сидит
В том окошке рядом с кошкой
Госпожа Агнесса Шмидт.
Где-то мерно бьет «12»…
И, взглянувши на чулки,
Стала тихо раздеваться
Госпожа Агнесса… И –
Ах, Агнессочка, Агнессочка!..
Опустилась занавесочка!..
Через миг довольно резко,
Совершенно невзначай,
Вдруг поднялась занавеска!..
– Ай, Агнесса! Ай-яй-яй!..
Рядом с ней, в любви неистов,
В совершенном забытьи
Господин судебный пристав
Страстно шепчет что-то… И –
Ах, Агнессочка, Агнессочка!..
Опустилась занавесочка!
Через миг, ужасно резко,
Чьей-то гневною рукой
Вновь поднялась занавеска!
– Ой, Агнесса! Ой-ой-ой!..
Ах, как грустно! Ах, как жалко
Неудачников в любви!
Муж Агнессы с толстой палкой
К ним подходит быстро… И –
Ах, Агнессочка, Агнессочка…
Опустилась занавесочка!..
1923
[...]
Придя к Сантуцце, юный Герцог,
По приказанью дамы сердца
Был прямо в спальню проведен.
Пусть ваши очи разомкнутся,
Ведь в спальне не было Сантуццы
И не нарушен был бонтон…
Но через миг, у двери спальной
Раздался голос, моментально
Приведший Герцога к нулю:
«Ах, милый Герцог, я из ванны
Иду в костюме Монны Ванны
И отвернуться вас молю»…
Во всём покорный этикету,
Исполнил Герцог просьбу эту,
И слушал лишь из уголка
Весьма застенчиво и скромно,
Как шелестели с дрожью томной
Любовь дразнящие шелка.
И, просидев минут пятнадцать,
Боясь от страсти разорваться,
Он, наконец, промолвил так:
«Когда же, о мадам Сантуцца,
Мне можно будет повернуться?»
И был ответ ему: «Дурак»!
1921
[...]