Короткие стихи Алексея Апухтина

Хоть стих наш устарел, но преклони свой слух
И знай, что их уж нет, когда-то бодро певших,
Их песня замерла, и взор у них потух,
И перья выпали из рук окоченевших!

Но смерть не всё взяла. Средь этих урн и плит
Неизгладимый след минувших дней таится;
Все струны порвались, но звук еще дрожит,
И жертвенник погас, но дым еще струится.

Конец 1860-х годов

Уставши на пути, тернистом и далеком,
Приют для отдыха волшебный создал ты.
На всё минувшее давно спокойным оком
Ты смотришь с этой высоты.
Пусть там внизу кругом клокочет жизнь иная
В тупой вражде томящихся людей, —
Сюда лишь изредка доходит, замирая,
Невнятный гул рыданий и страстей.
Здесь сладко отдохнуть. Всё веет тишиною,
И даль безмерно хороша,
И, выше уносясь доверчивой мечтою,
Не видит ничего меж небом и собою
На миг восставшая душа.[1]

Июнь 1873
Киев

Чудный гений! В тьму пучин
Бросил стих свой исполин…
Шею вывернув Пегасу,
Музу вздевши на аркан,
В тропы лбом, пятой к Парнасу,
Мощный скачет великан.

14 ноября 1855

Окно отворено… Последний луч заката
Потух… Широкий путь лежит передо мной;
Вдали виднеются рассыпанные хаты;
Акации сплелись над спящею водой;
Всё стихло в глубине разросшегося сада…
Порой по небесам зарница пробежит;
Протяжный звук рогов скликает с поля стадо
И в чутком воздухе далеко дребезжит.
Яснее видит ум, свободней грудь трепещет,
И сердце, полное сомненья, гонит прочь…
О, скоро ли луна во тьме небес заблещет
И трепетно сойдет пленительная ночь!..

15 июля 1855

Боже, в каком я теперь упоении
С «Вестником Русским» в руках!
Что за прелестные стихотворения,
Ах!

Там Данилевский и А. П. таинственный,
Майков — наш флюгер-поэт,
Лучше же всех несравненный, единственный —
Фет.

Много бессмыслиц прочтешь патетических,
Множество фраз посреди,
Много и рифм, а картин поэтических
Жди!

18 февраля 1858

Средь смеха праздного, среди пустого гула,
Мне душу за тебя томит невольный страх:
Я видел, как слеза украдкою блеснула
В твоих потупленных очах.

Твой беззащитный челн сломила злая буря,
На берег выброшен неопытный пловец.
Откинувши весло и голову понуря,
Ты ждешь: наступит ли конец?

Не унывай, пловец! Как сон, минует горе,
Затихнет бури свист и ропот волн седых,
И покоренное, ликующее море
У ног уляжется твоих.

1870-е годы

Поведай нам, счастливый Кони,
Зачем судебные так кони
Тебя наверх выносят быстро —
Один прыжок ведь до министра!
Скажи, ужель в такой карьере
Обязан ты прекрасной «вере»?
Парис таинственной Елены,
Счастливый путь… Российской сцены
Запас чудес велик, как видно, —
Кому смешно, кому обидно,
Но под луной ничто не ново,
И все довольны на Садовой.[1]

Февраль 1885

Как сражены мы этим слухом,
Наш Италийский генерал:
Там, где твой дед не падал духом,
Ты даже с лошади упал…[1]

1870-е годы

Всю ночь над домом, сном объятым,
Свирепо ветер завывал,
Гроза ревела… Я не спал
И грома бешеным раскатам
С ожесточением внимал.

Но гнев разнузданной стихии
Не устрашал души моей:
Вчера познали мы ясней,
Что есть опасности иные,
Что глупость молнии страшней!

Покорен благостным законам
И не жесток природы строй…
Что значит бури грозный вой
Перед безмозглым Ларионом
И столь же глупой пристяжной?![1]

25 июня 1879

Напрасно молоком лечиться ты желаешь,
Поверь, леченье нелегко:

Покуда ты себе питье приготовляешь,
От взгляда твоего прокиснет молоко…

1872

В час утра раннего отчаливал челнок,
Гребцы неистово кричали,
Разлив, волнуясь, рос; белеющий восток
Едва глядел из темной дали.

И долго плыл наш челн… Когда же я потом
Взглянул, — у самой середины,
Качаясь, он стоял, и мимо нас кругом
Неслись разрозненные льдины.

А там, на берегу, лежал пластами снег,
Деревья свесились уныло,
И солнце уж светло из-за деревьев тех
У храма купол золотило.[1]

Люби, всегда люби! Пускай в мученьях тайных
Сгорают юные, беспечные года,
Средь пошлостей людских, среди невзгод случайных
Люби, люби всегда!

Пусть жгучая тоска всю ночь тебя терзает,
Минута — от тоски не будет и следа,
И счастие тебя охватит, засияет…
Люби, люби всегда!

Я думы новые в твоем читаю взоре,
И жалость светит в нем, как дальняя звезда,
И понимаешь ты теплей чужое горе…
Люби, люби всегда![1]

Август 1883

Ниспослан некий вождь на пишущую братью,
Быв губернатором немного лет в Орле…
Актера я знавал… Он тоже был Варле…
Но управлять ему не довелось печатью.

1871

«Что, умерла, жива? Потише говорите,
Быть может, удалось на время ей заснуть...»
И кто-то предложил: ребенка принесите
И положите ей на грудь!
И вот на месте том, где прежде сердце билось,
Ребенок с плачем скрыл лицо свое…
О, если и теперь она не пробудилась,-
Всё кончено, молитесь за нее!

1871

Ночь уносит голос страстный,
Близок день труда…
О, не медли, друг прекрасный,
О, приди сюда!

Здесь свежо росы дыханье,
Звучен плеск ручья,
Здесь так полны обаянья
Песни соловья!

И так внятны в этом пеньи,
В этот час любви,
Все рыданья, все мученья,
Все мольбы мои!

11 сентября 1857

Ночи безумные, ночи бессонные,
Речи несвязные, взоры усталые…
Ночи, последним огнем озаренные,
Осени мертвой цветы запоздалые!

Пусть даже время рукой беспощадною
Мне указало, что было в вас ложного,
Все же лечу я к вам памятью жадною,
В прошлом ответа ищу невозможного…

Вкрадчивым шепотом вы заглушаете
Звуки дневные, несносные, шумные…
В тихую ночь вы мой сон отгоняете,
Ночи бессонные, ночи безумные!

1876

Умолкни навсегда. Тоску и сердца жар
Не выставляй врагам для утешенья…
Проклятье вам, минуты вдохновенья,
Проклятие тебе, ненужный песен дар!
Мой голос прозвучит в пустыне одиноко,
Участья не найдет души изнывшей крик…
О смерть, иди теперь! Без жалоб, без упрека
Я встречу твой суровый лик.
Ты все-таки теплей, чем эти люди-братья:
Не жжешь изменой ты, не дышишь клеветой…
Раскрой же мне свои железные объятья,
Пошли мне наконец забвенье и покой!

Февраль 1883

Вот тебе старые песни поэта —
Я их слагал в молодые года,
Долго таил от бездушного света,
И, не найдя в нем живого ответа,
Смолкли они навсегда.

Зреет в душе моей песня иная…
Как ни гони ее, как ни таи,—
Песня та вырвется, громко рыдая,
Стоном безумной любви заглушая
Старые песни мои.

1893

Верхние ветви зеленого, стройного клена,
В горьком раздумье слежу я за вами с балкона.

Грустно вы смотрите: ваше житье незавидно;
Что на земле нас волнует — того вам не видно.

В синее небо вы взор устремили напрасно:
Небо — безжалостно, небо — так гордо-бесстрастно!

Бури ль вы ждете? Быть может, раскрывши объятья,
Встретитесь вы, как давно разлученные братья?.

Нет, никогда вам не встретиться! Ветер застонет
Листья крутя, он дрожащую ветку наклонит,

Но, неизменный, суровый закон выполняя,
Тотчас от ветки родной отшатнется другая…

Бедные ветви, утешьтесь! Вы слишком высоки:
Вот отчего вы так грустны и так одиноки!

1878

О, будь моей звездой, сияй мне тихим светом,
Кака эта чистая, далекая звезда!
На землю темную она глядит с приветом,
Чужда ее страстям, свободна и горда.
И только иногда, услыша в отдаленьи
Любви безумный стон, отчаянный призыв,
Она вздрогнет сама,- и в жалости, в смятеньи
На землю падает, о небе позабыв!

1860

По всевышней воле Бога
Был твой спич довольно пуст.
Говорил хотя ты много,
Всё же ты не Златоуст.

30 мая 1872
Карлсбад

Я покидал тебя… Уж бал давно затих,
Неверный утра луч играл в кудрях твоих,
Но чудной негою глаза еще сверкали;
Ты тихо слушала слова моей печали,
Ты улыбалася, измятые цветы
Роняла нехотя… И верные мечты
Нашептывали мне весь шум и говор бала:
Опять росла толпа, опять блистала зала,
И вальс гремел, и ты с улыбкой молодой
Вся в белом и в цветах неслась передо мной…
А я? Я трепетал, и таял поминутно,
И, тая, полон был какой-то грустью смутной!

4 июня 1858

Гремела музыка, горели ярко свечи,
Вдвоем мы слушали, как шумный длился бал,
Твоя дрожала грудь, твои пылали плечи,
Так ласков голос был, так нежны были речи;
Но я в смущении не верил и молчал.

В тяжелый горький час последнего прощанья
С улыбкой на лице я пред тобой стоял,
Рвалася грудь моя от боли и страданья,
Печальна и бледна, ты жаждала признанья…
Но я в волнении томился и молчал.

Я ехал. Путь лежал передо мной широко…
Я думал о тебе, я все припоминал,
О, тут я понял все, я полюбил глубоко,
Я говорить хотел, но ты была далеко,
Но ветер выл кругом… я плакал и молчал.

22 июля 1858

Почтенный Оливье, побрив меня, сказал:
«Мне жаль моих французов бедных
В министры им меня Господь послал
И Трубникова дал наместо труб победных».[1]

Я слушал вас… Мои мечты
Летели вдаль от светской скуки;
Над шумом праздной суеты
Неслись чарующие звуки.

Я слушал вас… И мне едва
Не снились вновь, как в час разлуки,
Давно замолкшие слова,
Давно исчезнувшие звуки.

Я слушал вас… И ныла грудь,
И сердце рв_а_лося от муки,
И слово горькое «забудь»
Твердили гаснувшие звуки…

30 декабря 1858

(Из А. Мюссе)

Что так усиленно сердце больное
Бьется, и просит, и жаждет покоя?
Чем я взволнован, испуган в ночи?
Стукнула дверь, застонав и заноя,
Гаснущей лампы блеснули лучи…
Боже мой! Дух мне в груди захватило!
Кто-то зовет меня, шепчет уныло…
Кто-то вошел… Моя келья пуста,
Нет никого, это полночь пробило…
О, одиночество, о, нищета!

2 сентября 1856

Ни отзыва, ни слова, ни привета,
Пустынею меж нами мир лежит,
И мысль моя с вопросом без ответа
Испуганно над сердцем тяготит!
Ужель среди часов тоски и гнева
Прошедшее исчезнет без следа,
Как лёгкий звук забытого напева,
Как в мрак ночной упавшая звезда?

1871

Я ждал тебя… Часы ползли уныло,
Как старые, докучные враги…
Всю ночь меня будил твой голос милый
И чьи-то слышались шаги…
Я ждал тебя… Прозрачен, свеж и светел,
Осенний день повеял над землей…
В немой тоске я день прекрасный встретил
Одною жгучею слезой…
Пойми хоть раз, что в этой жизни шумной,
Чтоб быть с тобой, — я каждый миг ловлю,
Что я люблю, люблю тебя безумно…
Как жизнь, как счастие люблю!..

1867

Из Эйхендорфа

Море спит в тиши ночной,
И корабль плывет большой;
Вслед за ним, косой играя,
Фея плещется морская.

Видят бедные пловцы
Разноцветные дворцы;
Песня, полная тоскою,
Раздается над водою…

Солнце встало — и опять
Феи моря не видать,
И не видно меж волнами
Корабля с его пловцами.[1]

23 сентября 1869

Тимашев мне — ni froid, ni chaud,
Я в ум его не верю слепо:
Он, правда, лепит хорошо,
Но министерствует нелепо.

1870-е годы