Стихи Алексея Апухтина о временах года

О, удались навек, тяжелый дух сомненья,
О, не тревожь меня печалью старины;
Когда так пламенно природы обновленье
И так свежительно дыхание весны;
Когда так радостно над душными стенами,
Над снегом тающим, над пестрою толпой
Сверкают небеса горячими лучами,
Пророчат ласточки свободу и покой;
Когда во мне самом, тоски моей сильнее,
Теснят ее гурьбой веселые мечты,
Когда я чувствую, дрожа и пламенея,
Присутствие во всем знакомой красоты;
Когда мои глаза, объятые дремотой,
Навстречу тянутся к мелькнувшему лучу…
Когда мне хочется прижать к груди кого-то,
Когда не знаю я, кого обнять хочу;
Когда весь этот мир любви и наслажденья
С природой заодно так молод и хорош…
О, удались навек, тяжелый дух сомненья,
Печалью старою мне сердца не тревожь!

20 апреля 1857

Месяц вешний, ты ли это?
Ты, предвестник близкий лета,
Месяц песен соловья?
Май ли, жалуясь украдкой,
Ревматизмом, лихорадкой
В лазарете встретил я?

Скучно! Вечер темный длится —
Словно зимний! Печь дымится,
Крупный дождь в окно стучит;
Все попрятались от стужи,
Только слышно, как чрез лужи
Сонный ванька дребезжит.

А в краю, где протекали
Без забот и без печали
Первой юности года,
Потухает луч заката
И зажглась во тьме богато
Ночи мирная звезда.

Вдоль околицы мелькая,
Поселян толпа густая
С поля тянется домой;
Зеленеет пышно нива,
И под липою стыдливо
Зреет ландыш молодой.

27 мая 1855

Проснулся я… В раскрытое окно
Повеяло прохладой и цветами;
Уж солнце ходит по небу давно,
А соловей не молкнет за кустами…
Я слушаю: так песнь его полна
Тоскливого и страстного желанья,
Так радостно проносится весна,
Что кажется, на что б еще страданье?
Но мне всю ночь ужасный снился сон,
Но дважды я всё с той же грезой бился,
И каждый раз был стоном пробужден,
И после долго плакал и томился…
Мне тяжело. О нет, в немой ночи
Отраднее сносить такие грезы,
О, слишком жгут весенние лучи
Еще недавно высохшие слезы!

9 мая 1858

Еще осенние туманы
Не скрыли рощи златотканой;
Еще и солнце иногда
На небе светит, и порою
Летают низко над землею
Унылых ласточек стада, —

Но листья желтыми коврами
Шумят уж грустно под ногами,
Сыреет пестрая земля;
Куда ни кинешь взор пытливый —
Встречает высохшие нивы
И обнаженные поля.

И долго ходишь в вечер длинный
Без цели в комнате пустынной…
Всё как-то пасмурно молчит —
Лишь бьется маятник докучный,
Да ветер свищет однозвучно,
Да дождь под окнами стучит.

14 августа 1855

Зимняя ночь холодна и темна.
Словно застыла в морозе луна.
Буря то плачет, то злобно шипит,
Снежные тучи над кровлей крутит.
В хижине тесной над сыном больным
Мать наклонилась и шепчется с ним.

С ы н
Матушка, тяжким забылся я сном…
Кто это плачет и стонет кругом?
Матушка, слышишь, как буря шумит?
Адское пламя мне очи слепит.

М а т ь
Полно, мой сын, то не ада лучи,
Сучья березы пылают в печи.
Что нам за дело, что буря грозна?
В хижину к нам не ворвется она.

С ы н
Матушка, слушай, недолго мне жить,
Душу хочу пред тобою открыть:
Помнишь, ты слышала прошлой зимой,
Как заблудился я в чаще лесной?
Долго я шел, утихала метель,
Вижу — поляна, знакомая ель,
Юная дева под елью стоит,
Манит рукою и словно дрожит.
«Юноша,- шепчет она,- подойди,
Душу согрей у меня на груди...»
Я обомлел пред ее красотой,
Я красоты и не видел такой:
Стройная, светлая, ласковый взгляд,
Очи куда-то глубоко глядят,
Белые ризы пушистой волной
Падают, ярко блестя под луной…
Дрогнуло сердце, почуя любовь,
Страстью неведомой вспыхнула кровь;
Всё позабыл я в тот миг роковой,
Даже не вспомнил молитвы святой.-
Целую зиму, лишь ночь посветлей,
Я приходил на свидание к ней
И до утра, пока месяц сиял,
Бледные руки ее целовал.
Раз в упоении, полный огня,
Я говорю ей: «Ты любишь меня?»
— «Нет, говорит, я правдива, не лгу,
Я полюбить не хочу, не могу;
Тщетной надеждой себя не губи,
Но, если хочешь, меня полюби».
Жесткое слово кольнуло ножом;
Скоро, безумец, забыл я о нем.
В бурю не раз, весела и грозна,
Странные песни певала она:
Всё о какой-то полярной стране,
Где не мечтают о завтрашнем дне,
Нет ни забот, ни огня, ни воды,-
Вечное счастье и вечные льды.
Чем становилося время теплей,
Тем эта песня звучала грустней;
В день, как растаял на кровле снежок,
Я уж найти моей милой не мог.
Много тебе со мной плакать пришлось!
Лето безжизненным сном пронеслось.
С радостью, вам непонятной, смешной,
Слушал я ветра осеннего вой;
Жадно следил я, как стыла земля,
Рощи желтели, пустели поля,
Как исстрадавшийся лист отпадал,
Как его медленно дождь добивал,
Как наш ручей затянулся во льду…
Раз на поляну я тихо иду,
Смутно надежду в душе затая…
Вижу: стоит дорогая моя,
Стройная, светлая, ласковый взгляд,
Очи глубоко, глубоко глядят…
С трепетом я на колени упал,
Всё рассказал: как томился и ждал,
Как моя жизнь только ею полна…
Но равнодушно смотрела она.
«Что мне в твоих безрассудных мечтах,
В том, что ты бледен, и желт, и зачах?
Жалкий безумец! Со смертью в крови
Всё еще ждешь ты какой-то любви!»
— «Ну,- говорю я с рыданием ей,-
Ну не люби, да хотя пожалей!»
— «Нет, говорит, я правдива, не лгу,
Я ни любить, ни жалеть не могу!»
Преобразились черты ее вмиг:
Холодом смерти повеяло с них.
Бросив мне полный презрения взор,
Скрылась со смехом она… С этих пор
Я и не помню, что было со мной!
Помню лишь взор беспощадный, немой,
Жегший меня наяву и во сне,
Мучивший душу в ночной тишине…
Вот и теперь, посмотри, оглянись…
Это она! ее очи впились,
В душу вливают смятенье и страх,
Злая усмешка скользит на губах…

М а т ь
Сын мой, то призрак: не бойся его.
Здесь, в этой хижине, нет никого.
Сядь, как бывало, и слез не таи,
Я уврачую все раны твои.

С ы н
Матушка, прежний мой пламень потух:
Сам я стал холоден, сам я стал сух;
Лучше уйди, не ласкай меня, мать!
Ласки тебе я не в силах отдать.

М а т ь
Сын мой, я жесткое слово прощу,
Злобным упреком тебя не смущу,
Что мне в объятьях и ласках твоих?
Матери сердце тепло и без них.

С ы н
Матушка, смерть уж в окошко стучит…
Душу одно лишь желанье томит
В этот последний и горестный час:
Встретить ее хоть один еще раз,
Чтобы под звук наших песен былых
Таять в объятьях ее ледяных!

Смолкла беседа. Со стоном глухим
Сын повалился. Лежит недвижим,
Тихо дыханье, как будто заснул…
Длинную песню сверчок затянул…
Молится старая, шепчет, не спит…
Буря то плачет, то злобно шипит,
Воет, в замерзшее рвется стекло…
Словно ей жаль, что в избушке тепло,
Словно досадно ей, ведьме лихой,
Что не кончается долго больной,
Что над постелью, где бедный лежит,
Матери сердце надеждой дрожит!

1860

Волшебные слова любви и упоенья
Я слышал наконец из милых уст твоих,
Но в странной робости последнего сомненья
Твой голос ласковый затих.

Давно, когда, в цветах синея и блистая,
Неслася над землей счастливая весна,
Я помню, видел раз, как глыба снеговая
На солнце таяла одна.

Одна… кругом и жизнь, и говор, и движенье…
Но солнце всё горит, звучней бегут ручьи…
И в полдень снега нет, и радость обновленья
До утра пели соловьи.

О, дай же доступ мне, моей любви мятежной,
О, сбрось последний снег, растай, растай скорей…
И я тогда зальюсь такою песней нежной,
Какой не ведал соловей!

5 февраля 1859

О снега первого нежданное явленье,
Приветствую тебя в моем уединенье!
Уединенье? Да! Среди толпы людей
Я так же одинок, как ландыш, из полей
Родных отторженный суровою рукою;
Среди прекрасных роз поник он головою,
И в рощу мирную из мраморных палат
Его желания свободные летят.
Приветствую тебя! Неведомою силой
Ты в смутной памяти былое оживило,
Мечтанья прошлых дней той юности златой,
Как утро зимнее, прекрасной и живой!
Картин знакомый ряд встает передо мною:
Я вижу небеса, подернутые мглою,
И скатерть снежную на сглаженных полях,
И крыши белые, и иней на дровах;
Вдали чернеет лес. С сиянием Авроры
По окнам разослал мороз свои узоры;
Там, за деревьями, роскошно и светло
Блестит замерзлых вод прозрачное стекло;
Там курится дымок над кровлями овинов…
В соседней комнате я слышу треск каминов,
К ним истопник бредет и шум своих шагов
Разносит за собой с тяжелой ношей дров.
С какою радостью живой, нелицемерной,
Бывало, я встречал тебя, предвестник верный
Зимы… Как я любил и сон ее снегов,
И длинную семью прекрасных вечеров!
Как часто, вкруг стола собравшися семьею,
Мы проводили их в беседах меж собою,
И ласки нежные иль звонкий смех порой
Сменяли чтение обычной чередой.
Я помню длинный зал, вечернею порою
Его перебегал я детскою стопою,
И часто пред окном, как будто бы сквозь сон,
Я становился вдруг, испуган, поражен,
А прелесть дивная морозной, зимней ночи
Манила и звала встревоженные очи…
Светила чудные сияли в вышине
И, улыбаяся, смотрели в душу мне;
Чистейшим серебром поля вдали сияли,
Леса пустынные недвижимо стояли;
Всё спало… Лишь мороз под окнами трещал…
И жутко было мне, и к няне я бежал.
Я помню комнатку… Пред образом горела
Лампада тусклая; старушка там сидела…
И сладок был мне звук ее речей простых,
Любовью дышащих… Увы! не слышу их
Среди надутых фраз да слов бездушных ныне:
Уж третью зиму я встречаю на чужбине,
Далеко от нее, от родины святой,
Не с шумной радостью, но с хладною тоской,
И сердце сжалося… но в холоде страданий
Ты возбудил во мне толпу воспоминаний,
Ты годы юности внезапно оживил,
И я тебя в душе за то благословил…
О, взвейся, легкий снег, над родиною, дальной!
Чтоб поселянин мог, природы сын печальный,
Скорей плоды трудов по зимнему пути
За плату скудную в продажу отвезти!

11 октября 1854

О. П. Есиповой

Хотя рассыпчатый и с грязью пополам
Лежит пластами снег на улице сонливой,
Хотя и холодно бывает по утрам
И ветра слышатся стесненные порывы,

Но небо синее, прозрачное, без туч,
Но проницающей, крепительной струею
И свежий пар земли, но редкий солнца луч,
Сквозящий трепетно в час полдня над землею, —

Всё сладко шепчет мне: «На родине твоей
Уже давно весны повеяло дыханье,
Там груди дышится просторней и вольней,
Там ближе чувствуешь природы прозябанье,

Там отсыревшая и рыхлая земля
Уж черной полосой мелькает в синей дали…
Из сохнувших лесов чрез ровные поля
Потоки снежные давно перебежали.

И сад, где весело ребенком бегал ты,
Такой же прелестью былого детства веет:
В нем всё под сладостным дыханьем теплоты
Стремительно растет, цветет и зеленеет».

Апрель 1856
Санкт-Петербург

О, не тоскуй по мне! Я там, где нет страданья.
Забудь былых скорбей мучительные сны…
Пусть будут обо мне твои воспоминанья
Светлей, чем первый день весны.
О, не тоскуй по мне! Меж нами нет разлуки:
Я так же, как и встарь, душе твоей близка,
Меня по-прежнему твои терзают муки,
Меня гнетет твоя тоска.
Живи! Ты должен жить. И если силой чуда
Ты снова здесь найдешь отраду и покой,
То знай, что это я откликнулась оттуда
На зов души твоей больной.[1]

Октябрь 1891

Весенней ночи сумрак влажный
Струями льется предо мной,
И что-то шепчет гул протяжный
Над обновленною землей.

Зачем, о звезды, вы глядите
Сквозь эти мягкие струи?
О чем так громко вы журчите,
Неугомонные ручьи?

Вам долго слух без мысли внемлет,
К вам без тоски прикован взор…
И сладко грудь мою объемлет
Какой-то тающий простор.

10 апреля 1858

Позднею ночью, равниною снежной
Еду я. Тихо. Всё в поле молчит…
Глухо звучат по дороге безбрежной
Скрип от полозьев и топот копыт.

Всё, что, прощаясь, ты мне говорила,
Снова твержу я в невольной тоске.
Долог мой путь, и дорога уныла…
Что-то в уютном твоем уголке?

Слышен ли смех? Догорают ли свечи?
Так же ль блистает твой взор, как вчера?
Те же ли смелые, юные речи
Будут немолчно звучать до утра?

Кто там с тобой? Ты глядишь ли бесстрастно
Или трепещешь, волнуясь, любя?
Только б тебе полюбить не напрасно,
Только б другие любили тебя!

Только бы кончился день без печали,
Только бы вечер прошел веселей,
Только бы сны золотые летали
Над головою усталой твоей!

Только бы счастье со светлыми днями
Так же гналось по пятам за тобой,
Как наши тени бегут за санями
Снежной равниной порою ночной!

1865

Осенний ветер так уныло
В полях свистал,
Когда края отчизны милой
Я покидал.

Смотрели грустно сосны, ели
И небеса.
И как-то пасмурно шумели
Кругом леса.

И застилал туман чужую
Черту земли,
И кони на гору крутую
Едва везли.

26 августа 1855
Орел

Поздние гости отцветшего лета,
Шепчутся ваши головки понурые,
Словно клянете вы дни без просвета,
Словно пугают вас ноченьки хмурые…

Розы — вот те отцвели, да хоть жили…
Нечего вам помянуть пред кончиною:
Звезды весенние вам не светили,
Песней не тешились вы соловьиною…

Начало 1860-х годов

Зима. Пахн_у_л в лицо мне воздух чистый…
Уж сумерки повисли над землей,
Трещит мороз, и пылью серебристой
Ложится снег на гладкой мостовой.
Порой фонарь огнистой полосою
Мелькнет… Да звон на небе прогудит…
Неугомонною толпою
Народ по улицам спешит.

И грустно мне!
И мысль моя далеко,
И вижу я отчизны край родной:
Угрюмый лес задумался глубоко,
И звезды мирно шепчутся с землей,
Лучи луны на инее трепещут,
И мерзлый пар летает от земли,
А в окнах светятся и блещут
Гостеприимные огни.

6 января 1855
Санкт-Петербург

Год написания: 1855

Осенний дождь волною грязной
Так и мочил,
Когда к клячонке безобразной
Я подходил.

Смотрели грустно так и лужи,
И улиц тьма,
И как-то сжалися от стужи
Кругом дома.

И ванька мой к квартире дальной
Едва плелся,
И, шапку сняв, глядел печально,
На чай прося.

1 сентября 1855