Стихи Эдуарда Асадова о смерти

Она лгала легко, самозабвенно.
И так однажды страшно завралась,
Что вдруг до чистой правды добралась.
А молвив правду, умерла мгновенно.

Смерть не в силах людей разлучить навек
И захлопнуть за ними дверцу.
Разве может уйти дорогой человек,
Если он остается в сердце?!

Откуда мы знаем, что вьюги бушуют?
Что в мире есть солнце, река и Казбек?
Все знают об этом, пока существуют.
Умрём — и исчезнет весь мир навек.

И вот я спросил себя честно-честно:
А зависть живёт ли во мне, как бес?
И было б мне где-нибудь втайне лестно,
Чтоб мир вдруг и вправду со мной исчез?

И сам же ответил без громких слов:
Хоть век наш и краток, и всё быстротечно -
Я тысячу раз умереть готов,
Чтоб жизнь на Земле продолжалась вечно!

Конец имеет всё: дорога и весна,
И радости, и жизнь. Увы, ничто не вечно.
Бессмертна только смерть. Ведь лишь она одна
И к каждому придёт, и длится бесконечно...

Наступит ли в мире конец света?
Не знаю. Но думаю, это ложь.
Он с нами всегда — и зимой, и летом
У каждого свой. Потому что это
День, когда ты однажды уйдёшь...

А судный наш час? Мы вздохнём невольно,
Ведь жизнь обрывается навсегда.
Какого ж ещё нам тогда суда?!
Наверное, смерти вполне довольно.

Эх, жить бы мне долго-долго!
Но краток наш бренный век,
Увы, человек не Волга,
Не Каспий и не Казбек.

Когда-нибудь путь замкнётся,
И вот на восходе дня
Город мой вдруг проснётся
Впервые уже без меня.

И критик, всегда суровый
(Ведь может же быть вполне),
Возьмёт да и скажет слово
Доброе обо мне!

И речи той жаркой градус
Прочтут и почуют люди.
Но я-то как же порадуюсь,
Если меня не будет?

И чем полыхать на тризне,
Сердечных слов не жалея,
Скажите мне их при жизни,
Сейчас мне они нужнее!..

— Ах, тётя, мне так тяжело, поверьте.
— Родная моя, не грусти, не плачь,
Твой муж, он скончался своею смертью?
— Своею? О нет, у него был врач.

Пускай ничей их не видит взгляд,
Но, как на вершине горной,
На крыше моей день и ночь стоят
Два аиста: белый и черный.

Когда загорюсь я, когда кругом
Смеется иль жарит громом,
Белый аист, взмахнув крылом,
Как парус, косым накренясь углом,
Чертит круги над домом.

И все тут до перышка — это я:
Победы и пораженья,
Стихи мои — боль и любовь моя,
Радости и волненья.

Когда же в тоске, как гренландский лед,
Сердце скует и душит,
Черный аист слегка вздохнет,
Черный аист крылом качнет
И долго над домом кружит.

Ну что ж, это тоже, пожалуй, я:
Обманутых чувств миражи,
Чьи-то измены, беда моя,
Полночь, чернее сажи…

А разлетится беда, как пыль,
Схлынет тоски удушье,
И тут подкрадется полнейший штиль —
Серое равнодушье.

Тогда наверху, затуманя взгляд
И крылья сложив покорно,
Понуро нахохлятся, будто спят,
Два аиста-белый и черный.

Но если хозяин — всегда боец,
Он снова пойдет на кручи,
И вновь, как грядущих побед гонец,
Белый рванется к тучам.

Вот так, то один, то другой взлетит.
А дело уже скоро к ночи…
Хозяин не очень себя щадит.
И сердце — чем жарче оно стучит,
Тем время его короче.

И будет когда-то число одно,
Когда, невидимый глазу,
Черный вдруг глянет темным-темно,
Медленно спустится на окно
И клюнет в стекло три раза.

Перо покатится на паркет,
Лампа мигнет тревогой,
И все. И хозяина больше нет!
Ушел он за черною птицей вслед
Последней своей дорогой.

Ушел в неразгаданные края,
Чтоб больше не возвращаться…
И все-таки верю: второе я —
Песни мои и любовь моя
Людям еще сгодятся.

И долго еще, отрицая смерть,
Книжек моих страницы,
Чтоб верить, чтоб в жизни светло гореть,
Будут вам дружески шелестеть
Крыльями белой птицы…

Бесспорно: жизнь людская быстротечна.
Но путь в бессмертье есть, мой дорогой,
В святые лезть не следует, конечно,
Но так живи, чтоб, может быть, навечно
Остаться в светлой памяти людской.

К нему приезжали три очень солидных врача.
Одна все твердила о грыже и хирургии.
Другой, молоточком по телу стуча,
Рецепт прописал и, прощаясь, промолвил ворча
О том, что тут явно запущена пневмония.

А третий нашел, что банальнейший грипп у него,
Что вирус есть вирус. Все просто и все повседневно.
Плечо же болит вероятней всего оттого,
Что чистил машину и гвозди вколачивал в стену.

И только четвертый, мальчишка, почти практикант,
На пятые сутки со «Скорой» примчавшийся
в полночь,
Мгновенно поставил диагноз: обширный инфаркт.
Внесли кардиограф. Все точно: обширный инфаркт.
Уколы, подушки… Да поздно нагрянула помощь.

На пятые сутки диагноз… И вот его нет!
А если бы раньше? А если б все вовремя ведать?
А было ему только сорок каких-нибудь лет,
И сколько бы смог он еще и увидеть и сделать!

Ошибка в диагнозе? Как? Отчего? Почему?!
В ответ я предвижу смущенье, с обидой улыбки:
— Но врач — человек! Так неужто, простите, ему
Нельзя совершить, как и всякому в мире, ошибки?!

Не надо, друзья. Ну к чему тут риторика фраз?
Ведь честное слово, недобрая это дорога!
Минер ошибается в жизни один только раз,
А сколько же врач? Или все тут уж проще намного?!

Причины? Да будь их хоть сотни, мудреных мудрей,
И все же решенье тут очень, наверно, простое:
Минер за ошибку расплатится жизнью своей,
А врач, ошибаясь, расплатится жизнью чужою.

Ошибка — конец. Вновь ошибка, и снова — конец!
А в мире ведь их миллионы, с судьбою плачевной,
Да что миллионы, мой смелый, мой юный отец,
Народный учитель, лихой комиссар и боец,
Когда-то погиб от такой вот «ошибки» врачебной.

Не видишь решенья? Возьми и признайся: — Не знаю! —
Талмуды достань иль с другими вопрос обсуди.
Не зря ж в Гиппократовой клятве есть фраза такая:
«Берясь за леченье, не сделай беды. Не вреди!»

Бывает неважной швея или слабым рабочий,
Обидно, конечно, да ладно же, все нипочем,
Но врач, он не вправе быть слабым иль так, между
прочим,
Но врач, он обязан быть только хорошим врачом!

Да, доктор не бог. Тут иного не может быть мненья.
И смерть не отменишь. И годы не сдвинутся вспять.
Но делать ошибки в диагнозах или леченье —
Вот этих вещей нам нельзя ни терпеть, ни прощать!

И пусть повторить мне хотя бы стократно придется:
Ошибся лекальщик — и тут хоть брани его век,
Но в ящик летит заготовка. А врач ошибется,
То «в ящик сыграет», простите, уже человек!

Как быть? А вот так: нам не нужно бумаг и подножья
Порой для престижа. Тут главное — ум и сердца,
Учить надо тех, в ком действительно искорка божья,
Кто трудится страстно и будет гореть до конца!

Чтоб к звездам открытий взмыть крыльям, бесстрашно
звенящим,
Пускай без статистик и шумных парадных речей
Дипломы вручаются только врачам настоящим
И в жизнь выпускают одних прирожденных врачей.

Чтоб людям при хворях уверенно жить и лечиться,
Ищите, ребята, смелее к наукам ключи.
У нас же воистину есть у кого поучиться,
Ведь рядом же часто первейшие в мире врачи.

Идите же дальше! Сражайтесь упрямо и гибко.
Пусть счастьем здоровья от вашего светит труда!
Да здравствует жизнь! А слова «роковая ошибка»
Пусть будут забыты уверенно и навсегда!