Стихи Инны Лиснянской

Ветер качает деревьев верхи,
И на берёзе ворона
Громко, в раскачку слагает стихи:
Родина, крона, корона!

Царственно кажется ей, что она
Так раскачала берёзу,
Что междождливая голубизна
Дарит ей жёлтую розу,

Кажется: держит на чёрном крыле
Розу осеннего солнца,
Кажется: всё на огромной земле
Царством вороньим зовётся.

Я в междождливое небо смотрю,
Вижу всё то, что не снится,
И верноподданно благодарю
Дерево, ветер и птицу.

11 марта 2000

Я возвращаюсь в разговор о Данте,
Уста работают, улыбка движет стих
О вряд ли управляемом десанте
Пыльцы космической и бабочек ночных.

Жизнь не игра. А все-таки блефую, —
Заместо козыря — шестерок мошкара.
Зачем нащупываю точку болевую,
Когда последнюю поставить мне пора?

Но и в последней жизнь и смерть, поверьте,
Пересекаются, не образуя крест,
И через голову пустынноглазой смерти
В луга стигийские свершаем переезд.

5 мая 1998

В пальмовой роще солнца сквозняк,
Над пальмами веер облачных сфер…
Железно-жилистый известняк…
Черные арки кумранских пещер…

На камне горячем сижу, и стрижи,
Которых и вижу-то в первый раз,
Делают быстрые виражи
На уровне рта моего и глаз.

Это меня изумляет так,
Что я забываю, что миг назад
Толпы людей мне являл известняк —
Бредущих в затылок и невпопад

Вдоль Мертвого моря, что солью всей,
Тяжелой, как жизнь, отражало в себе,
Как вел неоседлый народ Моисей
К вечно преследуемой судьбе.

Ах, стихотворка, язык придержи,
Свежего бедствия здесь не накличь!
К свиткам пещер взлетели стрижи,
Воздух устав предо мною стричь.

2004

Лишь звука вещество
не ведает позора.
Стихи из ничего
Растут, а не из сора.

Компьютер, не спеши.
Не все тебе вестимо.
С дном моря дно души
Вполне сопоставимо.

Чего здесь только нет!
Акулы и акриды,
И корабля скелет,
И колыбель Киприды…

Но надо превозмочь
Соблазн перечислений.
Иначе в эту ночь
Со дна всплывут все тени

И мраморная пыль
распавшихся империй,
И даже та бутыль
Со справкой о Гомере.

1998

Я в дому, как в яме долговой, —
Кто войдет, того и привечаю.
Почитай стихи мне, дорогой,
За тарелкой щей и чашкой чаю.

Прочитай, бездомный человек,
О вольнолюбивом бездорожье,
Где идет великорусский снег,
Землю утепляющий до дрожи.

Случай — тайна. Участь — на виду.
Я тебе как перекати-полю
В этой яме угол отведу, —
Вволю спи, отогревайся вволю!

Но уйдешь. Хоть до костей продрог, —
Тянет непутевая дорога.
По тебе, — лишь там ночует Бог,
Где сугроб без крыши и порога.

13 августа 2005 г.

Но исчез. Так, наверно, исчезла Эллада,
Мне оставив в наследье
Гул порывистого стихотворного лада,
Чья волна — междометье,

Чей глагол — быстрый парус, ветрами надутый
И дыханьем Гомера.
Всё осталось: и место, и вплоть до минуты —
Даже времени мера.
Так что плакать не надо, не надо, не надо!
Ты исчез, как Эллада.

26 апреля 2003

Так мало гостей дорогих бывает в стихах.
Боюсь, разойдутся — и я останусь одна.
Пришла я к печальному выводу не впопыхах,
А сидя напротив молоденького окна.

Макушки деревьев покрыл младенческий пух,
Под первою зеленью зелены и воробьи.
Когда я одна остаюсь, то думаю вслух
О дружбе, знакомстве, приятельстве и любви.

Неужто опять расставаться, неужто опять?
Но это всё в прошлом. А что до друзей дорогих?
Хотя бы в стихах я пытаюсь к ним не привыкать,
Хотя бы в стихах оставаться безбольно без них.

31 марта 2006

Реанимация. Капельница.
Ток сквозь сердце. Шприцы.
Я, сосудов ваятельница, —
Не отдала концы.

Вышедшая в поперечники
Смерти, поправши страх,
Амфоры, кружки, подсвечники,
Расставлю в своих стихах.

Забыв о предсмертье муторном,
Под дождевой кларнет
Вновь на экране компьютерном
Из слова леплю предмет.

А душу вдохнут в него ангелы
Из вздоха сырой земли, —
И те, что меня оплакали,
И те, что меня спасли.

27 ноября 2005

Не верьте классической розе,
Шиповник и тот зачах.
Стихи мы отыщем в прозе,
А прозу найдем в стихах.

Жизнь вывернута наизнанку.
Ветра на кругах своих
Глухую крутят шарманку
Под гогот парней крутых.

Где ветра конец, где источник?
Где низ бытия, где верх?
Загадка — для одиночек,
Привычное дело — для всех.

19 апреля 2006 г.

Еще поспи, еще не утро,
Еще услышишь в год Змеи,
Как ветры Азии — полундра! —
Свистят на палубе земли.

Еще услышишь в час аврала,
Как проскрипит земная ось, —
Всё, что припрятано, — пропало,
Всё, что развеяно, — нашлось.
Еще поспи, еще увидишь
Иные флаги звезд иных
И, как в открытый космос, выйдешь
В еще не сотворенный стих.

Но не соли морей слезами
И ход вещей не торопи!
Уже с открытыми глазами
Еще немножечко поспи…

30 декабря 2000

Великая нынче суббота,
И я отгорюю всласть,
А завтра воскреснет свобода —
Христос и Христова власть
Ушедших брать в райские кущи,
Крестом осенять живых.
И мне, так долго живущей,
Простит овдовевший стих,
Который мычит, скорбя,
Мычит из последних сил,
Что Он воскресит тебя,
Как Лазаря воскресил.

27 апреля 2003

Нету такого огня, чтоб согреть огнём
Красные шарики крови.
Третью бессонницу думаю я о нём —
О стихотворном слове.

Слово прозрачно, как воздух или вода,
Зачерпнутая из моря.
И не кропи его испариною труда
И не бери измором —

Не хлеб и не город… не божья коровка, чтоб
Голыми взять руками.
А ему всё дозволено, — хочет, бросит в озноб,
Подоткнёт одеяло, свалявшееся комками,
Холодное, как сугроб.

2 августа 2007

В этом новом столетье зима, что тюрьма, —
Ни заначки зерна — лишь снегов закрома, —
Мышиная жалость.
Где веселья зерно? задержалась зима,
Да и я на земле задержалась весьма,
Весьма задержалась.

И в зиме задержалась, а реки бегут…
И в уме задержалась, а птицы поют, —
Кто звонко, кто хрипло…
Наконец, отмотала я зиму, и тут
К заоконью на несколько майский минут,
Очнувшись, прилипла.

В емких лужах промеж огородных ухаб
Неподвижно соитье фисташковых жаб —
Лишь ходят под горлом
Голубые жабо… — Я подробностей раб, —
Веет беличьей былью от елочных лап,
От рифм — протоколом.

Мне б — свободный стишок! Но как будто бы мхом
Обросла я, как пень, регулярным стихом.
А вот для японцев
Хор лягушек милей соловьев над ручьем —
Но об этом я вскользь… Просто третьим лучом
Пасхальное солнце

Разморозило мысли — и мысли летят
Мимо милых японцам квакушьих рулад
К родным виртуозам.
Я в зиме задержалась, но в майском бору
Под псалом соловьиный блаженно умру
В обнимку с морозом.

2002

Блаженства всплеск и волн прилив, —
И снова мир и мрачен и пустынен.
И думается: пустоты отлив
В душе моей отнюдь не беспричинен.
Идут как волны годы и стихи —
Взлет радости и вновь тоска нагая.
И думается: годы и стихи
Идут, самих себя опровергая.

24 января 2005

Оглохнув от тишины, ослепнув от света,
Старуха, чьи дни сочтены, прощается с летом.
Судьба о двух головах сложилась валетом, —

То ангел подымет крыло, то черт — свои рожки…
Крапивой былье поросло в сгоревшей сторожке.
На грядке одна ботва, под ней — ни картошки.

— Проснись, — говорю, — очнись, встряхни свои кости, —
Сторожка цела, как жизнь, стихи — твои гости
Пьют водку, картошку едят, гадают о росте

Цены биржевой на нефть и спроса на слово,
Поправшего смерть. Судьба же — впрямь двухголова, —
Никак не отцепит мертвого от живого.

20 августа 2005

Направо посмотришь — водонапорная башня,
Посмотришь налево — церковка у погоста.
А прямо посмотришь — там день вчерашний
И с посохом человек небольшого роста.
За ним, небольшим, не вижу ни лева, ни права.
Все мои думы о нём и прямой дороге
Сквозь лес, где сосновой смолою пропахли травы
И где подбивает славка свои итоги.
Из жизни моей неожиданно зряшной
Зачем он уходит, важный и непреклонный?
Слева молчит вода в деревянной башне,
Справа спит вечный сон под звон колокольный.
Его окликаю его же стихами о Боге,
О воле, любви, о войне, где был интендантом.
А он всё идет и идет по прямой дороге —
Там ждёт его девочка-смерть и кивает бантом.

28 марта 2007

Ради правды единой такую грозу
В жизни вынесла, —
Что тебя украду, уведу, увезу
В область вымысла!

Нет, мой бедный читатель, постой, подожди
Божьей милости!
Видишь сам: из-под каменных слез на груди
Мне не вылезти.

1999

Затворника речь, как птичий голос, доходчива,
Слышна, как пред службою звон, и к тому же она
Вольна, как центон восприемника Слова Отчего.
И мне между дел бытовых и всякого прочего
Затворника дачка за ближним забором видна.

Над ближним забором — верхушки тесного садика,
Чья первая зелень в сияющий купол срослась, —
Под ним распушилась верба в преддверии праздника,
У этой картинки нет неподвижного задника,
А только — кириллицы облачной беглая вязь.

Сквозь щели забора я вижу фигуру затворника —
Он худ и очкаст, и с граблями в гибкой руке,
Сегодня он накануне Страстного Вторника
Метёт прошлогодние листья по руслу дворика —
Но граблями жабу обходит, как рыбу веслом — в реке.

Две яблони, слива, три малые грядки клубничные,
Атлас молодого барвинка и первоцвета синель,
Летучие белки и мотыльки хаотичные,
Скворцы и синицы — друзья закадычные, —
Он с ними толкует о том, о чём забывает апрель, —

О слоге открытом внутри словаря не затёртого
Со вспышками сленга, о неразрывной судьбе
Росы и травы, поступка и слова, живого и мёртвого…
Ещё — и о тайной робости дерева гордого…
А жаба признательная жабёнка несёт на горбе.

20 апреля 2002

У тебя на ужин полсдобы —
Лишь бы с книгой наедине.
Заоконного мира микробы
Размножаются на пенсне.
Протираешь платочком стекла —
Буквы зыблются и рябят, —
Над тобой, словно меч Дамокла,
Тлеет лампа в минимум ватт.
Что осталось тебе на досуге,
Бедный маленький книголюб,
Мысли воющие, как вьюги,
Слово ноющее, как зуб.

29 мая 1998

Тяжело мне смотреть, как твой тяжелеет шаг,
Тяжело мне слышать, как дышишь ты тяжело,
Выходя на участок в семь соток, в поющий сад, —
В нашей бедной стране только сад не нищ и не наг, —
Я хочу невозможного, — как бы время ни шло,
Был ты каждому утру, как чести и славе, рад.
И, пожалуй, впервые сейчас сожалею о том,
Что моложе тебя всего на семнадцать лет, —
Что я грелкою стать не смогу, как Давиду была
Ависага-нимфетка: собой, то, как смоквы листом,
Утепляла седины царя, то, как солнечный свет,
Согревала аорту, то маком у ног цвела.
Я бы рада была в твой сад Ависагу привесть,
Как царица Вирсавия сделала некогда, но
Мы — не царского племени, да и не те времена.
Но от молодости кое-что сохранилось. В «Атланте» есть —
В холодильнике то бишь, вполне молодое вино,
А в саду — соловьиные свадьбы и сваха-весна.

8 мая 2001

Все, что мне было не мило, исчезло как дым.
Солнце меня подцепило багром золотым,

Лето меня подцепило косою стальной,
Граблями — осень. На лестнице жизни витой
Все ж удержалась. Надеюсь держаться и впредь.

Ах, что за жалость — что зеркало, что гололедь —
Скользкие вещи — на них нелегко уцелеть.

2006

Жизнь в меня только душу и вдунула,
А умом и зреньем обидела.
Окажи мне, мой ангел, милость, —
Поцелуй меня в лоб, чтоб думала,
Поцелуй в глаза, чтобы видела,
Поцелуй в уста, чтоб — забылась!

20 сентября 2005

Память — горящая спичка в соломе,
Но на соломе давно мне не спится —

Ужасы снятся.

Падшие ангелы в новом Содоме,
Если не воры и не убийцы —

Сущие ангцы.

Боже, почто обратил ты в уголь
Город, которым не правили воры

Или убийцы?

— Чтобы твой ужас не шел на убыль! —
Звездные мне отвечают просторы

Голосом птицы…

А серафим с обгорелой ключицей
Водит по воздуху, как по странице,

Пальцем увечным:

Бог увидал, что пожар — не в науку,
И заменил Он мгновенную муку

Трепетом вечным.

2001

На слова мой век разменян
И летит, как вьюга:
Друг от слабости надменен, —
Пожалею друга.

Я не вследствие недуга
Жалостью крылата:
Спесь бессилием чревата, —
Пожалею брата.

В нищете гнездится злоба, —
И сестрицу злую
Пожалею, — в глаза оба
Песней поцелую.

Грех на святости алеет —
Оставляет метку, —
Пожалею, пожалею
Я свою соседку.

А за то, что в зимнем бреде
Правда еле тлеет, —
И меня на этом свете
Кто-нибудь жалеет.

8 октября 1999

Без воли твоей и воздуха не глотнуть,
И шагу не сделать за обозначенный круг,
Не то чтобы в город на электричке махнуть, —
Не выйти мне из дому и на ближайший луг.

Уж лучше бы в беличье впряг меня колесо,
А лучше всего — возвратил бы в свое ребро!
Вкруг шеи моей объятий твоих лассо,
Лицо мое — поцелуев твоих тавро.

6 января 2003

Всю жизнь читала Библию, и вот
Я очутилась на Земле Святой, —
Среди знакомых гор, пустынь и вод
Я чувствую торжественный заход
Всей жизни, бесполезно прожитой.

Но что есть польза? Как верблюд в горбе
Накапливает стойко влажный жир,
Накапливала я слова в себе,
Чтобы сейчас, благодаря судьбе,
Сказать о том, как чуден этот мир,

Где и сегодня купина горит
Неопалимым солнечным огнём,
И где Христос с Фавора говорит, —
Чтоб люди жили настоящим днём,
Пока заботами он не избыт.

А я в календаре, как в дневнике,
Жила себе с верблюжьею тоской
И снился мне оазис вдалеке.
Но бьющей подставлялась я руке
То правою, то левою щекой.

Богат ли тот, — чей к рифмам аппетит
Поддержан был державною деньгой?
Как щедро мой закат сейчас горит!
Верблюдица звеном стальным звенит,
А девочка — серебряной серьгой.

24 января 2005

В качестве гостя, туриста и пилигрима
Славлю апостольские и людские труды.
Трубы-цилиндры на крышах Иерусалима —
Ловчие солнца для нагреванья воды
В каменных стенах с каменными полами —
Ведь и в Святых местах бывает зима,
Особенно зябко под храмовыми куполами,
Где пламя свечи подчёркивает полутьма
Особенно в будние дни, по которым обычно
В церковь люблю заходить. Да простят небеса,
Я не умею ни жить, ни молиться публично,
Поэтому мне подмосковные любы леса,
Где я в бревенчатых стенах одна обитаю,
Из-под кирпичной трубы выгребаю золу,
Днём за экраном сижу, Библию на ночь читаю
Перед иконою Троицы в красном углу.

1 марта 2004

Холод. Из глотки звук
Вырвать, что зуб из десны.
Дай мне из щедрых рук
Голос испить весны.

Здесь, где в снегу хвоя,
Здесь, где в зиме жилье,
Я ли не тень Твоя,
Я ли не эхо Твое?

3 марта 2003

Обезголосевший колокол медным рыдает светом:
Варвары, варвары пришли сюда!
Знакомые с лазером и с интернетом,
Деньги имущие, но без гроша стыда,
Варвары, варвары пришли сюда!

Сильны покупающие, а продающие жалки.
Под камень лежачий века подтекла вода:
Варвары, варвары пришли сюда!
Старинные письмена в саду образуют свалки,
Фолианты и свитки — свидетели бытия —
Гниют, разрываясь на части и вопия:
Варвары, варвары пришли сюда!

Иконы в стенах монастырских не уцелели.
Падает с неба слеза от горя седа.
Падает гулко слеза Шота Руставели:
Варвары, варвары пришли сюда!

2006

В мире людном — в дому одиноком
Раскрываются окна весны,
День сплошным протекает потоком,
Ночь дробится на звезды и сны.
И никто никогда не узнает,
Не узнает никто никогда,
Чья звезда, как свеча, оплывает,
Чью звезду заливает беда.
А с моей ничего не случится,
И никто никогда не поймет,
Что чужая страна мне не снится,
А родная заснуть не дает.

1980