1 Ночь
Ежами в глаза налезала хвоя, Прели стволы, от натуги воя.
Дятлы стучали, и совы стыли; Мы челноки по реке пустили.
Трясина кругом да камыш кудлатый, На черной воде кувшинок заплаты.
А под кувшинками в жидком сале Черные сомы месяц сосали;
Месяц сосали, хвостом плескали, На жирную воду зыбь напускали.
Комар начинал. И с комарьим стоном Трясучая полночь шла по затонам.
Шла в зыбуны по сухому краю, На каждый камыш звезду натыкая…
И вот поползли, грызясь и калечась, И гад, и червяк, и другая нечисть…
Шли, раздвигая камыш боками, Волки с булыжными головами.
Видели мы — и поглядка прибыль!- Узких лисиц, золотых, как рыбы…
Пар оседал малярийным зноем, След наливался болотным гноем.
Прямо в глаза им, сквозь синий студень Месяц глядел, непонятный людям…
Тогда-то в болотном нутре гудело: Он выходил на ночное дело…
С треском ломали его колена Жесткий тростник, как сухое сено.
Жира и мышц жиляная сила Вверх не давала поднять затылок.
В маленьких глазках — в болотной мути — Месяц кружился, как капля ртути.
Он проходил, как меха вздыхая, Сизую грязь на гачах вздымая.
Мерно покачиваем трясиной,- Рылом в траву, шевеля щетиной,
На водопой, по нарывам кочек, Он продвигался — обломок ночи,
Не замечая, как на востоке Мокрой зари проступают соки;
Как над стеной камышовых щеток Утро восходит из птичьих глоток;
Как в очерете, тайно и сладко, Ноет болотная лихорадка…
................
Время пришло стволам вороненым Правду свою показать затонам,
Время настало в клыкастый камень Грянуть свинцовыми кругляками.
................
А между тем по его щетине Солнце легло, как багровый иней,-
Солнце, распухшее, водяное, Встало над каменною спиною.
Так и стоял он в огнях без счета, Памятником, что воздвигли болота.
Памятник — только вздыхает глухо Да поворачивается ухо…
Я говорю с ним понятной речью: Самою крупною картечью.
Раз! Только ухом повел — и разом Грудью мотнулся и дрогнул глазом.
Два! Закружились камыш с кугою, Ахнул зыбун под его ногою…
В солнце, встающее над трясиной, Он устремился горя щетиной.
Медью налитый, с кривой губою, Он, убегая храпел трубою.
Вплавь по воде, вперебежку сушей, В самое пекло вливаясь тушей,-
Он улетал, уплывал в туманы, В княжество солнца, в дневные страны…
А с челнока два пустых патрона Кинул я в черный тайник затона.
2 День
Жадное солнце вставало дыбом, Жабры сушило в полоях рыбам;
В жарком песке у речных излучий Разогревало яйца гадючьи;
Сыпало уголь в берлогу волчью, Птиц умывало горючей желчью;
И, расправляя перо и жало, Мокрая нечисть солнце встречала.
.................
Тропка в трясине, в лесу просека Ждали пришествия человека.
.................
Он надвигался, плечистый, рыжий, Весь обдаваемый медной жижей.
Он надвигался — и под ногами Брызгало и дробилось пламя.
И отливало пудовым зноем Ружье за каменною спиною.
Через овраги и буераки Прыгали огненные собаки.
В сумерки, где над травой зыбучей Зверь надвигался косматой тучей,
Где в камышах, в земноводной прели, Сердце стучало в огромном теле
И по ноздрям всё чаще и чаще Воздух врывался струей свистящей.
Через болотную гниль и одурь Передвигалась башки колода
Кряжистым лбом, что порос щетиной, В солнце, встающее над трясиной.
Мутью налитый болотяною, Черный, истыканный сединою,-
Вот он и вылез над зыбунами Перед убийцей, одетым в пламя.
И на него, просверкав во мраке, Ринулись огненные собаки.
Задом в кочкарник упершись твердо, Зверь превратился в крутую морду,
Тело исчезло, и ребра сжались, Только глаза да клыки остались,
Только собаки перед клыками Вертятся огненными языками.
«Побереги!» — и, взлетая криво, Псы низвергаются на загривок.
И закачалось и загудело В огненных пьявках черное тело.
Каждая быстрая капля крови, Каждая кость теперь наготове.
Пот оседает на травы ржою, Едкие слюни текут вожжою,
Дыбом клыки, и дыханье суше,- Только бы дернуться ржавой туше…
Дернулась! И, как листье сухое, Псы облетают, скребясь и воя.
И перед зверем открылись кругом Медные рощи и топь за лугом.
И, обдаваемый красной жижей, Прямо под солнцем убийца рыжий.
И побежал, ветерком катимый, Громкий сухой одуванчик дыма.
В брюхо клыком — не найдешь дороги, Двинулся — но подвернулись ноги,
И заскулил, и упал, и вольно Грянула псиная колокольня:
И над косматыми тростниками Вырос убийца, одетый в пламя…
1927