Светло на площади Ростова, На спусках глухо и темно, И только в тихом Доне снова Ночное пламя зажжено, —
То азиатскими коврами На легкой зыблется волне, То светозарными столбами Горит в недвижной глубине.
Порой, полнеба озаряя, Там, на невидимом мосту, Сверкнет галактика трамвая, Ниспровергаясь в темноту.
Речной вокзал, толпу с поклажей, Влюбленной пары «да» и «нет», Как нити из непрочной пряжи, Выхватывает белый свет.
Мне вспомнилось другое пламя. Горела степь, горел Ростов. Закат взвивался, точно знамя Завоевательских полков.
Майор НКВД, с бумагой, Накопленной за столько лет, В машине драпал… Над беднягой Смеясь, ему глядел я вслед.
Смеясь… А сам я ждал, что буду Я в этом пламени сожжен, Но жаждал чуда, верил чуду, Бежал, огнем заворожен,
А тихий Дон, а Дон жестокий Торжествовал: «Бегишь? Бегишь? Беги: погибнешь на востоке, А нет — на западе сгоришь!»
Но сердце Дону отвечало: «Молчи ты, голубой лампас! Сгорю, но жить начну сначала: Мой смертный час — мой светлый час!»
Мой светлый час… Огни трамвая, Реки блистанье, смех впотьмах… О неужели правда злая Таилась, Дон, в твоих словах?
1954