Ни к чему, ни к чему, ни к чему полуночные бденья И мечты, что проснешься в каком-нибудь веке другом. Время? Время дано. Это не подлежит обсужденью. Подлежишь обсуждению ты, разместившийся в нем. Ты не верь, что грядущее вскрикнет, всплеснувши руками: «Вон какой тогда жил, да, бедняга, от века зачах». Нету легких времен. И в людскую врезается память Только тот, кто пронес эту тяжесть на смертных плечах. Мне молчать надоело. Проходят тяжелые числа, Страх тюрьмы и ошибок И скрытая тайна причин… Перепутано — все. Все слова получили сто смыслов. Только смысл существа остается, как прежде, один. Вот такими словами начать бы хорошую повесть,— Из тоски отупенья в широкую жизнь переход… Да! Мы в Бога не верим, но полностью веруем в совесть, В ту, что раньше Христа родилась и не с нами умрет. Если мелкие люди ползут на поверхность и давят, Если шабаш из мелких страстей называется страсть, Лучше встать и сказать, даже если тебя обезглавят, Лучше пасть самому,— чем душе твоей в мизерность впасть. Я не знаю, что надо творить для спасения века, Не хочу оправданий, снисхожденья к себе — не прошу… Чтобы жить и любить, быть простым, но простым человеком — Я иду на тяжелый, бессмысленный риск — и пишу.
1952