Даже лошади стали мне слонов огромней! Чепраки ассирийские давят Вспененных боков ущелья, Ужасен зубов оскал!.. И ливийских солдат веселье, Что трубой и горлами вождя славят, Тяжело мне, Как груз сплющенных скал. Я знаю, что был Гомер, Елена и павшая Троя. Герои Жрали и дрались, И по радуге боги спускались… Муза, музища Плоской ступней шагала, Говоря во все горло… Милая Музенька Пальчиком стерла Допотопные начала. Солнце, ты не гори: Это ужасно грубо, — Только зари, зари, — Шепчут пересохшие губы, — Осенней зари полоской узенькой!
Сегодня странный день. Конечно, я чужд суеверий, Но эта лиловая тень, Эти запертые двери! Куда деваться от зноя? Я бы себя утопил… (Смерть Антиноя!) Но ужасно далеко Нил. Здесь в саду Вырыть прудок! Будет не очень глубок, Но я к нему приду. Загородиться ото всего стеною! Жизнь, как легкий из ноздрей дымок, Голубок, Вдали мелькнувший. Неужели так и скажут: «Умер»? Я никогда не думал, Что улыбку променяю на смех и плач. Мне противны даже дети, Что слишком шумно бросают мяч. Я не боролся, Был слаб, Мои руки — плети, Как неграмотный раб, Слушал набор напыщенных междометий. И вдруг, Мимо воли, мимо желаний, разверзся невиданных зданий Светозарный ряд, Из бледности пламя исторг. Глашатаем стал бородатый бродяга, И знание выше знаний, Чище любви любовь, Сила силы сильнейшая, Восторг, — Как шар, Кругло, круто, Кричаще, кипяще Кудесно меня наполнили.
Эон, Эон, Плэрома, Плэрома — Полнота, До домного до дома, До тронного до трона, До звона, громозвона, Ширяй, души душа! Сила! Сила! Сила! Напряженные мышцы плети! Громче кричите, дети, Красный бросая мяч! Узнал я и смех и плач! Что Гомер? Сильней лошадей, солдат, солнца, смерти и Нила, — Семинебесных сфер Кристальная гармония меня оглушила, Тимпан, воркуй! Труба, играй! Вой, бей! Вихрь голубей! Орлов клекот! Стон лебедей! Дух, рей, Вей, вей, Дверей Райских рай! Рай, рай! В руке у меня был полированный камень, Из него струился кровавый пламень, И грубо было нацарапано слово…
1917