_Посвящается А.С.Челищеву
1
«Вы шумите. Табачная гарь дымносиние стелет волокна. Золотой мой фонарь зажигает лучом ваши окна.
Это я в заревое стекло к вам стучусь в час вечерний. Снеговое чело Разрывают, вонзаясь, иглы терний.
Вот скитался я долгие дни и тонул в предвечерних туманах. Изболевшие ноги мои в тяжких ранах.
Отворяют. Сквозь дымный угар задают мне вопросы. Предлагают, открыв портсигар, папиросы.
Ах, когда я сижу за столом и, молясь, замираю в неземном, предлагают мне чаю…
О, я полон огня, предо мною виденья сияют… Неужели меня никогда не узнают?.»
2
Помним все. Он молчал, просиявший, прекрасный. За столом хохотал кто-то толстый и красный.
Мы не знали тогда ничего. От пирушки в восторге мы были. А его, как всегда, мы забыли.
Он, потупясь, сидел с робким взором ребенка. Кто-то пел звонко.
Вдруг он сказал, преисполненный муки, побеждая испуг, взявши лампу в дрожащие руки:
«Се дарует нам свет Искупитель, я не болен, нет, нет: я — Спаситель...»
Так сказав, наклонил он свой лик многодумный… Я в тоске возопил: «Он — безумный».
3
Здесь безумец живет. Среди белых сиреней. На террасу ведет ряд ступеней.
За ограду на весь прогуляться безумец не волен… Да, ты здесь! Да, ты болен!
Втихомолку, смешной, кто-то вышел в больничном халате, сам не свой, говорит на закате.
Грусть везде… Усмиренный, хороший, пробираясь к воде, бьет в ладоши.
Что ты ждешь у реки, еле слышно колебля тростники, горьких песен зеленого стебля?
Что, в зеркальность глядясь, бьешь в усталую грудь ты тюльпаном? Всплеск, круги… И, смеясь, утопает, закрытый туманом.
Лишь тюльпан меж осоки лежит весь измятый, весь алый… Из больницы служитель бежит и кричит, торопясь, запоздалый.
Март 1904, Москва