Как часто, возмущен сна грустным обаяньем, Мой дух кипит в избытке сил! Он рвется в облака мучительным желаньем, Он жаждет воли, жаждет крыл. О! молодая мысль с презреньем и тоскою Глядит на жизни темной даль, На труд, лелеемый пурпурною зарею, На скорбь, на радость, на печаль… Питая свой восторг, безумный и строптивый, Мятежно рвется ввысь она… В чертоги вымысла влекут ее порывы,- Уж вот пред ней блестит волна, Корабль готов отплыть, натянуты канаты, Вот якорь поднят… с берегов Народ подъемлет крик… вот паруса подъяты: Лишь ветра ждут, чтоб грудь валов Кормою рассекать… на палубе дрожащий Пловец желанием горит: «Простите, берега!..» Но — моря в влаге спящей Ни зыби вкруг не пробежит, Не будит ветерок игривыми крылами Отяжелевших моря вод, И туча сизая с сребристыми кудрями Грозы дыханьем не пахнет… На мачте паруса висят и упадают Без силы долу… и пловец В отчаяньи глядит, как воды засыпают, Везде недвижны, как свинец; Глядит на даль… но там лишь чаек слышит крики И видит резкий их полет. Вдали теряется в извивах берег дикий: Там беспредельность настает… Он смотрит с грустию — ни о**блака, ни тучи Не всходит в синих небесах, Не плещет, не шумит на мачте флаг летучий… Уж ночь ложится на водах: Он всё еще глядит на руль, где клубы пены Облиты месячным лучом, На мачты тонкий верх, туманом покровенный, На флаг, обвившийся кругом…
1839, Санкт-Петербург