Я любил вечерами Слушать с хоров ажурных Исполинского зала В молчаливое дворце Тихий свет абажуров, Россыпь мягких опалов, — И, как в сумрачной раме, Блик на каждом лице.
Это думы гигантов Моей гордой планеты Тихо-тихо текли там В разум токами сил; Этим светом, разлитым По немым фолиантам, Я, как лучшим заветом, Как мечтой, дорожил.
И я видел, как жаждой Мирового познанья Поднимается каждый Предназначенной всем Крутизною — по цифрам И отточенным граням, По разгаданным шифрам Строгих философем.
А вверху, за порогом Многоярусной башни, Дремлют свято и строго Странной жизнью своей В стеллажах застекленных, Точно в бороздах пашни, Спящих образов зерна И кристаллы идей.
Неподсудны тиранам, Неподвластны лемурам, Они страннику станут Цепью огненных вех; Это — вечно творимый Космос метакультуры, Духовидцами зримый, Но объемлющий всех;
Это — сущий над нами Выше стран и отечеств, Ярко-белый, как пламя, Ледяной, как зима, Обнимающий купно Смену всех человечеств, Мерно дышащий купол Мирового Ума.
И душа замирает От предчувствий полета У последнего края, Где лишь небо вдали, Как от солнечных бликов В разреженных высотах На сверкающих пиках Эверестов земли.
1950