Темнеют пурпурные ложи: Плафоны с парящими музами Возносятся выше и строже На волнах мерцающей музыки. И, думам столетий ответствуя, Звучит отдаленно и глухо Мистерия смертного бедствия Над Градом народного духа.
Украшен каменьем узорным, Весь в облаке вешнего вишенья, — Всем алчущим, ищущим, скорбным Пристанище благоутишное!.. Враг близок: от конского ржания По рвам, луговинам, курганам, Сам воздух — в горячем дрожании, Сам месяц — кривым ятаганом.
Да будет верховная Воля! Князья, ополченье, приверженцы Падут до единого в поле На кручах угрюмого Керженца. Падут, лишь геройством увенчаны, В Законе греха и расплаты… Но город! но дети! но женщины! Художество, церкви, палаты!
О, рабство великого плена! О, дивных святынь поругание?. И Китеж склоняет колена В одном всенародном рыдании. Не синим он курится ладаном — Клубами пожаров и дымов… — Спаси, о благая Ограда нам, Честнейшая всех херувимов!
Как лестница к выси небесной, Как зарево родины плачущей, Качается столп нетелесный, Над гибнущей Русью маячущий. — О, Матере Звездовенчанная! Прибежище в мире суровом! Одень нас одеждой туманною, Укрой нас пречистым покровом!
И, мерно сходясь над народом, Как тени от крыльев спасающих, Скрывают бесплотные воды Молящих, скорбящих, рыдающих. И к полчищам вражьим доносится Лишь звон погруженного града, Хранимого, как дароносица, Лелеемого, как лампада.
И меркнет, стихая, мерцая, Немыслимой правды преддверие — О таинствах Русского края Пророчество, служба, мистерия. Град цел! Мы поем, мы творим его, И только врагу нет прохода К сиянию Града незримого, К заветной святыне народа.
1950