e-poetry.ru

Чесменские трофеи

Бенедиктов Владимир

Был то век Екатерины, В море наши исполины Дали вновь урок чалме, Налетев на сопостата, Нашей матушки ребята Отличились при Чесме.

Наш орел изринул пламя — И поникло турков знамя, Затрещала их луна, Флот их взорван — и во влагу Брошен в снедь архипелагу, Возмущенному до дна.

Пронеслась лишь весть победы

Взликовали наши деды, В гуд пошли колокола, Пушки гаркнули в столице: Слава матушке царице! Храбрым детушкам хвала!

Се добыча их отваги, — Кораблей турецких флаги В крепость вносятся — ура! — И, усвоенные кровно, Посвящаются любовно Вечной памяти Петра.

Там — Невы в широкой раме Есть гробница в божьем храме Под короной золотой. Над заветной той гробницей С римской цифрой — I (единицей) Русский выведен — П (покой),

Там — кузнец своей державы, Дивный плотник русской славы, Что, учась весь век, учил, С топором, с дубинкой, с ломом, С молотком, с огнем и громом, Сном глубоким опочил.

По царицыну веленью Те трофеи стали сенью Над гробницею того, Чья вся жизнь была работа, Кто отцом, творцом был флота. Возбудителем всего.

И гробница под навесом — Под густым знаменным лесом —

Говорила за него… Всюду честь воздать хотела Продолжительница дела Начинателю его.

Не умрут дела благие! Там соборне литургия Совершается над ним, Там — сановные все лица И сама императрица С золотым двором своим.

И средь общего вниманья Для духовного вещанья Вышел пастырь на амвон, — То был он — медоречивый Славный пахарь божьей нивы, Словосеятель — Платон, —

Тот, что посох брал, и, стоя Перед паствой, без налоя, Слух и сердце увлекал, И при страшносудных спросах, Поднимая грозно посох, Им об землю ударял.

Вот он вышел бросить слово При ниспосланных нам снова Знаках божьих благостынь И изрек сначала строго Имя троичное бога С утвердительным «аминь».

И безмолвье воцарилось… Ждали все — молчанье длилось. Мнилось — пастырь онемел. Шепот в слушателях бродит: «Знать, он слова не находит, Дар глагола отлетел».

Ждут… и вдруг, к турецким стягам Обратясь, широким шагом Он с амвонного ковра Устремился на гробницу И простер свою десницу Над останками Петра.

Все невольно содрогнулись, И тайком переглянулись, И поникшие стоят… Сквозь разлитый в сфере храма Дым дрожащий фимиама. Стены, виделось, дрожат.

И, простертою десницей Двигнут, вскользь над той гробницей, Строй знамен, как ряд теней, Что вокруг шатром сомкнулся, Зашатался, всколыхнулся И развеялся над ней.

И над чествуемым прахом Ризы пасторской размахом Всколебалось пламя свеч; Сень, казалось, гробовая Потряслась, и громовая Излилась Платона речь.

И прогрянул глас витии: «Петр! Восстань! И виждь России Силу, доблесть, славу, честь! Се трофеи новой брани! Морелюбец наш! Восстани И услышь благую весть!»

И меж тем как слов гремящих Мощь разила предстоящих, Произнес из них один Робким шепотом, с запинкой: «Что он кличет? — Ведь с дубинкой Встанет грозный исполин!»

1856