Купив на попутном вокзале все краски, что были, подряд, два друга всю ночь рисовали, пристроясь на полке, плакат.
И сами потом восхищенно, как знамя пути своего, снаружи на стенке вагона приладили молча его.
Плакат удался в самом деле, мне были как раз по нутру на фоне тайги и метели два слова: «Даешь Ангару!»
Пускай, у вагона помешкав, всего не умея постичь, зеваки глазеют с усмешкой на этот пронзительный клич.
Ведь это ж не им на потеху по дальним дорогам страны сюда докатилось, как эхо, словечко гражданской войны.
Мне смысл его дорог ядреный, желанна его красота. От этого слова бароны бежали, как черт от креста.
Ты сильно его понимала, тридцатых годов молодежь, когда беззаветно орала на митингах наших: «Даешь!»
Винтовка, кумач и лопата живут в этом слове большом. Ну что ж, что оно грубовато,- мы в грубое время живем.
Я против словечек соленых, но рад побрататься с таким: ведь мы-то совсем не в салонах историю нашу творим.
Ведь мы и доныне, однако, живем, ни черта не боясь. Под тем восклицательным знаком Советская власть родилась!
Наш поезд все катит и катит, с дороги его не свернешь, и ночью горит на плакате воскресшее слово «Даешь!»
1957