Вступает — на диво и смех Сиракузам — Тиран Дионисий в служители музам: Он лиру хватает, он пишет стихи; Но музы не любят тиранов холодных, — Творит он лишь груды рапсодий негодных, Исполненных вялой, сухой чепухи.
Читает. В собранье все внемлют с боязнью. Зевать запретил он под смертною казнью, Лишь плакать дозволил, а те наконец Зевоту с таким напряженьем глотают, Что крупные слезы из глаз выступают, И, видя те слезы, доволен певец.
Вот, думает, тронул! — Окончилось чтенье. Кругом восклицанья, хвалы, одобренье: «Прекрасно!» — И новый служитель камен, Чтоб выслушать суд знатока просвещенный, Зовет — и приходит к нему вдохновенный Творец дифирамбов, поэт — Филоксен.
«Я снова взлетел на парнасские выси И создал поэму, — сказал Дионисий. — Прослушай — и мненья не скрой своего!» И вот — он читает. Тот выслушал строго: «Что? много ль красот и достоинств?» — «Не много». — «А! Ты недоволен. В темницу его!» Сказал. Отвели Филоксена в темницу, От взоров поэта сокрыли денницу, И долго томился несчастный. Но вот Свободу ему возвращают и снова Зовут к Дионисию. «Слушай! Готова Другая поэма, — тут бездна красот».
И новой поэмы, достоинством бедной, Он слушает чтенье, измученный, бледный, Мутятся глаза его, хочется спать. Тот кончил. «Ну что? Хорошо ли?» — Ни слова Ему Филоксен, — отвернулся сурово И крикнул: «Эй! Стража! В темницу опять!»
1856