Достигай своих выгод, а если не выгод, То Небесного Царства, и душу спасай… Облака обещают единственный выход И в нездешних полях неземной урожай, Только сдвинулось в мире и треснуло что-то, Не земная ли ось,- наклонюсь посмотреть: Подозрительна мне куполов позолота, Переделкинских рощ отсыревшая медь. И художник-отец приникает к Рембрандту В споре с сыном-поэтом и учится сам, Потому что сильней, чем уму и таланту, В этом мире слезам надо верить, слезам.
И когда в кинохронике мальчик с глазами, Раскалёнными ужасом, смотрит на нас, Человечеством преданный и небесами,- Разве венчик звезды его жёлтой погас? Видит Бог, я его не оставлю, в другую Веру перебежав и устроившись в ней! В христианскую? О, никогда, ни в какую: Эрмитажный старик не простит мне, еврей.
Припадая к пескам этим жёлтым и глинам, Погибая с тряпичной звездой на пальто, Я с отцом в этом споре согласен,- не с сыном: Кто отречься от них научил его, кто?
Тянут руки к живым обречённые дети. Будь я старше, быть может, в десятом году Ради лекций в столичном университете Лютеранство бы принял, имея в виду, Что оно православия как-то скромнее: Стены голы и храмина, помнишь? пуста… Но я жил в этом веке — и в том же огне я Корчусь, мальчик, и в небе пылает звезда…
1996