И город был чистый и весь золотой, И словно он был из стекла, Был вымощен яшмой, украшен водой, Которая лентами шла.
Когда раскрывались златые врата, Вступали пришедшие — в плен, Им выйти мешала назад красота Домов и сияющих стен.
Сиянье возвышенных стен городских, С числом их двенадцати врат, Внушало пришедшему пламенный стих, Включавший Восход и Закат.
В стенах золотилось двенадцать основ, Как в годе — двенадцать времен, Из ценных камней, из любимцев веков, Был каждый оплот соплетен.
И столько по счету там было камней, Как дней в семитысячьи лет, И к каждому ряду причтен был меж дней Еще высокосный расцвет.
Там был гиацинт, и небесный сафир, И возле смарагдов — алмаз, Карбункул, в котором весь огненный мир, Топаз, хризолит, хризопрас.
Просвечивал женской мечтой Маргарит, Опал, сардоникс, халцедон, И чуть раскрывались цветистости плит, Двенадцатиструнный был звон.
И чуть в просияньи двенадцати врат На миг возникали дома, Никто не хотел возвращаться назад, Крича, что вне Города — тьма.
И тут возвещалось двенадцать часов С возвышенных стен городских, И месяцы, в тканях из вешних цветов, Кружились под звончатый стих.
И тот, кто в одни из двенадцати врат Своею судьбой был введен, Вступал — как цветок в расцветающий сад, Как звук в возрастающий звон.