Сказки, знаю нас — напрасно вы не молвитесь! Ведь недаром сон я помню до сих пор: я сижу у синя моря, добрый молодец. Я кручинюсь. Я оперся о топор.
Призывал меня вчера к себе царь-батюшка и такие мне говаривал слова: «На тебе, гляжу, заплатанное платьишко, да и лапти твои держатся едва.
Гей, возьмите, мои слуги, добра молодца, отведите его к синю морю вы. А не сделает к утру — пускай помолится. Не сносить ему шалавой головы!
Вы ведите его к морю, да не цацкайтесь!» Благодарно я склонился до земли. Подхватили меня крепко слуги царские и сюда, на эту кручу, привели.
Был не очень-то настроен веселиться я, как избавиться, не знал я, от беды. Вдруг я вижу что Премудрой Василисою появляешься ты прямо из воды!
На меня ты, подбодряя словно, глянула и, пройдя по морю синему пешком, трижды топнула решительно сафьяновым, шитым золотом заморским сапожком.
Там, где бровью указала чернодужною, затвердели волны глыбами земли. Где на землю кику бросила жемчужную, там палаты камня белого взошли.
И смотрел, застыв на круче, удивленно я, как, улыбкой создавая острова, доставала ты, шутя, сады зеленые то из лева, то из права рукава.
Птиц пустила в небеса, мосты расставила. «Будь спокоен!- мне сказала.- Можешь спать». И скользнула легкой тенью, и растаяла, и оставила до случая опять.
А наутро просыпаюсь я от гомона. Вижу я — стоит народ, разинув рот. Вижу — движется ко мне толпа огромная, окружает и к царю меня ведет.
Царь дарит меня и милостью и ласкою (правда, милость государя до поры), но пока хожу, одет в наряды фряжские, и уже поют мне славу гусляры.
И не знают люди, чудом ослепленные, что не я — его действительный творец, что не мной сады посажены зеленые и построен белокаменный дворец…
1952