I
В тот вечер багровость заката Я встретил, как пурпур конца. С эстрады, беснуясь, стаккато Бряцало, как звон бубенца; В оранжевой призме токая Ломался танцующий зал, Но скорбь моя крепла — такая, Что горшей тоски я не знал.
То рвались последние звенья Любви, осквернённой дотла, И удаль, и мука схожденья Предательской лестницей зла; И та, что над каждым губимым Склоняется — смерти помочь… И замысел, тлевший рубином На эту проклятую ночь.
И, будто бой сердца услышав. Осёкся неистовый альт, Когда я без спутников вышел На снежный и тихий асфальт. Двойных фонарей отпечаток Качался у белых излук, И чёрная замша перчаток Была только маской для рук.
Одиннадцать!.. Сладкий огонь я Почувствовал десятикрат От знанья, что стиснут ладонью Мой верный, отточенный брат; От знанья, что ложь лицедейства Подводит меня к рубежу, И в том, что ступенью злодейства Я к царству её нисхожу.
II
Поздно. Каток, по-ребячьи, оркестрами Дует в смешную дуду. Резвые «нурмисы» гранями острыми С шорохом мчатся по льду.
Мир незапятнанный звонкими призраками В белых аллеях возник, И мимоходом у парковой изгороди Приостанавливаюсь на миг.
Эта минута — про юность влюблённую В снежном её хрустале, Про чёрную шапочку с верхом зелёным. Про голос, любимейший на земле…
— Прочь! —
Вдаль… В снег… В ночь… Мутное небо над головой… Сощуренные глаза — Нацеливаемый удар — - —
III
… Напрасно он ждал подарка! У ненависти — свой долг! … Все пусто в аллеях парка, И крик, прозвучав, смолк.
Дух ночи пьян ворожбою, Пьянящ и лукав, чуть тал… Над дальним катком гобои Заныли, как встарь, «Байкал».
Ладони в огне. — Я ранен? Нет трепета, страха нет. Но тишью враждебной странен Свидетель злодейства — снег.
IV
А у катка — над огнями, плакатами, Льются валторны, и там Вальсов медлительных ритмы крылатые Вспархивают по пятам.
Нет, не в судилищном пурпуре, — в инее, Лёгком, как пух тополей, Гонят и гонят напевы — эринии В глубь ледяных аллей.
— Помнишь ли?. вспомни! вечер сиреневый В давние времена, Шум многоводного ливня весеннего, Льющийся в зал из окна;
Это — к грядущему, к радости, к мужеству Слушал ты плещущий зов… Кружится, кружится, кружится, кружится Медленный вихрь лепестков —
— Помню! Молчите! — Но снежной пустынею, Радостный, мирный, простой, Гонит напев, роковой как эринии, Юной своей чистотой.
Боже. — Те годы, как в золоте, выбили В сердце Твой знак навсегда… Помню — и всё предаю ради гибели, — Горя, — убийства, — стыда.
1939