Есть гимны звучные, — я в детстве им внимал. О, если б мог тебе я посвятить их ныне! Есть песни дивные, — злой вихорь разбросал Их звуки светлые по жизненной пустыне… О, как ничтожно всё, что после я писал, Пред тем, что пели мне в младенческие годы И голоса души, и голоса природы!
О, если бы скорбеть душистый мог цветок, Случайно выросший на поле битвы дикой, Забрызганный в крови, затоптанный в песок, — Он бы, как я, скорбел… Я с детства слышал крики Вражды и мук. Туман кровавый заволок Зарю моих надежд, прекрасных и стыдливых. Друг! Не ищи меня в моих стихах пытливых.
В них рядом встретишь ты созвучья робких мук И робких радостей, смесь веры и сомнений. Я в сумерки веков рожден, когда вокруг С зарей пугливою боролись ночи тени. Бывало, чуть в душе раздастся песни звук, Как слышу голос злой: «Молчи, поэт досужный! И стань в ряды бойцов: слова теперь ненужны».
Ты лгал, о голос злой! Быть может, никогда Так страстно мир не ждал пророческого слова. Лишь слово царствует. Меч был рабом всегда. Лишь словом создан свет, лишь им создастся снова. Приди, пророк любви! И гордая вражда Падет к твоим ногам и будет ждать смиренно, Что ты прикажешь ей, ты — друг и царь вселенной!
1883