На утлое бревно, Подставившее бок Сентябрьскому неявному теплу, Присела стрекоза и часто дышит. В её больших сферических глазах Задумчивость. Сидим бок о бок. Мне некуда спешить, ей некуда спешить, Сидим, и ладно. Всё же иногда Посматриваю: как там поживает Моя соседка? И моя соседка Приподнимает голову с вопросом.
Зачем Колумб Америку открыл?
Оса, Набегавшись до самоуваженья И вникнув (или сделав вид, что вникла) В подробности поверхности ствола, Блаженно моет морду по-кошачьи.
А рядом дремлет Кaтица-богaр.
Ещё пожарник лапкой чистит ус. Ещё порой к нам прилетает муха И тоже греется. Ещё паук Выстраивает солнечную сеть В пространстве между веткою лещины И нашим общим капищем, бревном. И сеть свою он строит так лениво, Так нехотя, что вроде и не знает, К чему она: Уж вряд ли для того, чтоб нарушать Идею ненасильственного мира, Гармонию не-Ноева ковчега, Плывущего неведомственным курсом По воле волн, По воле волн глухой крапивы.
Посидим на солнышке, будет нам загар, Принесёт нам хлебушка Катица-богар. Катица-богар! Катенька-жучок! Чёрного и белого дай нам на сучок!
Так вот зачем плетётся паутина — Чтоб в небе полетать, Чтоб улететь на небо И хлеба принести всему бревну! Так вот куда наш ствол, наш утлый плот, Наш славный чёлн, летучий наш голландец («А это, извините, Левитанский». — «Катитесь вы!»), — так вот, я говорю, Куда летит безумный наш Икар По воле волн глухой, как мир, крапивы.
Божия коровка! Полетим на небо! Но Катица-богар всё спит да спит. Зато пожарник По-прежнему усердно чистит ус: Пожарники не спят, они — дежурят.
И всё-таки здесь кое-что неясно. Когда я был моложе лет на сорок, Пожарников солдатиками звали. Зачем Колумб Америку открыл? Зачем и кто Клопу менять название надумал?
Иль дело в том, что, отслужив свой срок, Былой солдат в пожарники подался И ныне служит скромно и бессрочно Неявственному солнцу сентября, Идее ненасильственного мира На поприще неведомственных волн Глухой крапивы?
1986