Если лампа дрожит, если поздно, темно, Если вихри дождя сотрясают окно И дорога зовет — в шум весны, в тайну тьмы, — Это гномы зовут: «Это мы! Это мы!» Если тает винтами дорога вдали, А стекло фонаря дребезжит: «Ти-лин-ли» — Тонкой песенкой, жалобой… И, бестолков, Рвется внутрь фонаря рой ночных мотыльков, И, вздыхая, снуют между крыльев шумы, — Это гномы снуют: «Это мы! Это мы!»
И когда… мотыльков ты пугаешься вдруг, И кольцо фонаря выпускаешь из рук; И когда их теней исполинский размах, Опахнув, обдувает леса на холмах, Как гроза… И душистый, и душный порыв Налетит, до зари твой фонарь потушив, И посыплются всплески лесной кутерьмы, — Это гномы шалят: «Это мы! Это мы!»
Если, силясь вогнать малодушного в страх, Зарокочут вельможно потоки в горах; Если ливни, разверзнув небесную хлябь, Восклокочут, — но путникам ночь не страшна, И поля их широких надвинутых шляп Лепестками цветов заметает весна, И спешит человек, и не ведает он, Что, откинутый, полон цветов капюшон, — (Да не ведать вам, странники, ноши иной, Да не чувствовать груза невзгод за спиной, — Ни крыла, ни горба, ни бродяжьей сумы), — Это гномы чудят: «Это мы! Это мы!»
Если в рощах зима установится вдруг, Если с вывертом выпадет книга из рук И разляжется оцепенения штиль, — Кто тайком поправляет у лампы фитиль? Кто проносится в полночь на вихрях верхом? Кто стекло расшивает серебряным мхом? Кто во снах будоражит людские умы? Это гномы опять: «Это мы! Это мы! Это мы...»