Голубые глаза и горячая лобная кость — Мировая манила тебя молодящая злость.
И за то, что тебе суждена была чудная власть, Положили тебя никогда не судить и не клясть.
На тебя надевали тиару — юрода колпак, Бирюзовый учитель, мучитель, властитель, дурак!
Как снежок на Москве заводил кавардак гоголек: Непонятен-понятен, невнятен, запутан, легок…
Собиратель пространства, экзамены сдавший птенец, Сочинитель, щегленок, студентик, студент, бубенец…
Конькобежец и первенец, веком гонимый взашей Под морозную пыль образуемых вновь падежей.
Часто пишется казнь, а читается правильно — песнь, Может быть, простота — уязвимая смертью болезнь?
Прямизна нашей речи не только пугач для детей — Не бумажные дести, а вести спасают людей.
Как стрекозы садятся, не чуя воды, в камыши, Налетели на мертвого жирные карандаши.
На коленях держали для славных потомков листы, Рисовали, просили прощенья у каждой черты.
Меж тобой и страной ледяная рождается связь — Так лежи, молодей и лежи, бесконечно прямясь.
Да не спросят тебя молодые, грядущие те, Каково тебе там в пустоте, в чистоте, сироте…
10 — 11 января 1934