Поглядишь — никого из наших. Эта бешеная метла в переулках графских да княжьих ох и здорово подмела! Хорошо, что не всех — в могилу: ведь метла же, а не коса. Вольный рэкет увлек Данилу. К ваххабитам ушел Муса. Ванька вспомнил, что он обрезан. Додик вспомнил, что — дворянин. Разобрались по интересам, и выходит, что я один.
Ох и тошно от фанаберий, разодравших дворовый мир. Но остался от двух империй этот желтый, как мед, ампир, этот образ здравого смысла, сохранивший кривой карниз, под которым вода повисла, обуздавшая тягу вниз и сияющим сталактитом собирающая в ночи отблеск звезд над вселенским бытом, пьяных медленных фар лучи, вспышки сварки над новым домом, если домом назвать могу эту свару стекла с бетоном на заснеженном берегу.
В этих желтой и белой красках нахожу я такой покой!.. В переулках, княжьих да графских, вся судьба моя — под рукой. Здесь, за окнами, эти лица… Там, за ночью… Как Ив Кусто — в эту глубь ее!.. Возвратиться? Ни за что уже! Ни за что…
1967