Верить можно лишь в то, что всегда понятно. В непонятное как же возможно верить? Непонятное, правда, порой занятно, Только все-таки это — глухие двери.
Вот никак не пойму: почему, зачем Божьим силам угоден лишь раб скорбящий, Раб, повсюду о чем-то всегда молящий, Уступающий в страхе всегда и всем?
Отчего возвеличен был в ранг святого Тот, кто где-нибудь схимником век влачил, Кто постами себя изнурял сурово И в молитвах поклоны бессчетно бил?
Он не строил домов, не мостил дороги, Он не сеял хлебов, не растил детей И за чьи-либо горести и тревоги Не платился в борьбе головой своей.
Он молился. Все правильно. Но молиться Много легче, чем молотом в кузне бить, Плавить сталь иль сосны в тайге валить. Нет, молиться — не в поте лица трудиться!
Но в святые возвысили не того, Кто весь век был в труде и соленой влаге, А того, не свершившего ничего И всю жизнь говорившего лишь о благе.
И правдиво ль Писание нам гласит, Что повсюду лишь тот и отмечен Богом, Кто склоняется ниц пред Его порогом И в молитвах Ему постоянно льстит?!
Бог — есть Бог. Он не может быть людям равным, Уподобясь хоть в чем-нибудь их судьбе. Разве может он быть по-людски тщеславным И вдыхать фимиам самому себе?!
И оттуда — из гордого великолепья Я не верю тому, что в людских глазах С удовольствием видит ОН Божий страх И униженно-жалкое раболепье!
И никак не могу я постичь душой, Почему и в былом, и при нашем времени Жизнь мерзавцев, как правило, — рай земной, А порядочным — вечно щелчки по темени?!
И коль ведомо Богу всегда о том, Что свершится у нас на земле заране, Почему ОН не грянет святым огнем По жулью, подлецам и по всякой дряни?!
Да, согласен: ОН есть. Но иной, наверно, И не все, может статься, в Его руках, Значит, биться со всем, что черно и скверно, Надо нам. Нам самим, на свой риск и страх.
Да и надо ль, чтоб лезли в глаза и уши Жар свечей, песнопенья и блеск кадил? Бог не жаждет торжеств, не казнит, не рушит. Пусть Он вечно живет только в наших душах, Где учил бы труду и любви учил.
Жить по совести — это и есть — прекрасно. И действительно честным не слыть, а быть, И со всякой нечистью биться страстно — Вот такое мне очень и очень ясно, И такому я вечно готов служить!