Из окон монастыря В темноту ночей безлунных Льется свет. Обитель полнят Призраки монахинь юных.
Неприветливо-мрачна Урсулинок вереница; Из-под черных капюшонов Молодые смотрят лица.
Пламя зыбкое свечей Растеклось краснее крови; Гулкий камень обрывает Шепот их на полуслове.
Вот и храм. На самый верх По крутым взойдя ступеням, С хоров тесных имя божье Призывают песнопеньем.
Но в словах молитвы той Исступленный голос блуда: В рай стучатся души грешниц, Уповая лишь на чудо.
«Нареченные Христа, Из тщеславия пустого Кесарю мы отдавали Достояние Христово.
Пусть иных влечет мундир И гусар усы густые, Нас пленили государя Эполеты золотые.
И чело, что в оны дни Знало лишь венок из терний, Мы украсили рогами Без стыда норой вечерней.
И оплакал Иисус Нас и наши прегрешенья, Молвив благостно и кротко: «Ввек не знать вам утешенья!»
Ночью, выйдя из могил, Мы стучим в господни двери, К милосердию взывая, — Miserere! Miserere!
Хорошо лежать в земле, Но в святой Христовой вере Отогреть смогли б мы душу, — Miserere! Miserere!
Чашу горькую свою Мы испили в полной мере, В теплый рай впусти нас грешных, — Miserere! Miserere!
Гулко вторит им орган, То медлительно, то быстро. Служки призрачного руки Шарят в поисках регистра.