Недавно, странник кругосветный, Ты много, много мне чудес Представил в грамотке приветной Из-под тропических небес. Всё отразилось под размахом Разумно-ловкого пера: Со всею прелестью и страхом Блестящих волн морских игра, Все переломы, перегибы, И краска пышных облаков, И птичий взлет летучей рыбы, И быт пролетный моряков, Востока пурпур и заката И звезд брильянтовая пыль, Живое веянье пассата И всемертвящий знойный штиль. За эти очерки в отплату Хотел бы я, свой кончив путь И возвратясь теперь, собрату Представить также что-нибудь. Оставив невскую столицу, Я тоже съездил за границу, Но, тронув море лишь слегка, Я, как медведь гиперборейской, Чужой средь сферы европейской, На всё смотрел издалека. Я видел старые громады Альпийских гор во весь их рост, В странах заоблачных каскады, И Сен-Готард, и Чертов мост. Кому же новость — эти горы? Я видел их картинный строй, Уступы, выступы, упоры; Чрез целый горизонт порой, Игрой всех красок теша взоры, Тянулись в блеске их узоры — Казалось, в небе пир горой… Но что сказать о них? Спокойны Подъяты в ужас высоты; В венце снегов, они достойны Благоговейной немоты. К сравненьям мысли простираю… Но что мне взять в подобье им Пред тем, кто, бурями носим, Ходил в морях от края к краю? Я соблазняюсь и дерзаю Прибегнуть к образам морским: Гора с горой в размерах споря И снежной пенясь белизной, Вдали являлась предо мной В твердыню сжавшегося моря Окаменелою волной, Как будто, ярой мощи полны, Всплеснулись к небу эти волны, И, поглощая прах и пыль, Сквозь тучи хлынув в высь лазури, Оцепенели чада бури, И вдруг сковал их вечный штиль, И, не успев упасть, нависли В пространстве, — над скалой скала И над горой гора, как мысли, Как тени божьего чела.
30 сентября 1858