Имелось

Засим, имелся сеновал И пахнул винной пробкой С тех дней, что август миновал И не пололи тропки.

В траве, на кислице, меж бус Брильянты, хмурясь, висли, По захладелости на вкус Напоминая рислинг.

Сентябрь составлял статью В извозчичьем, хозяйстве, Летал, носил и по чутью Предупреждал ненастье.

То, застя двор, водой с винцом Желтил песок и лужи, То с неба спринцевал свинцом Оконниц полукружья.

То золотил их, залетев С куста за хлев, к крестьянам, То к нашему стеклу, с дерев Пожаром листьев прянув.

Есть марки счастья. Есть слова Vin gai, vin triste,— но верь мне, Что кислица — травой трава, А рислинг — пыльный термин.

Имелась ночь. Имелось губ Дрожание. На веках висли Брильянты, хмурясь. Дождь в мозгу Шумел, не отдаваясь мыслью.

Казалось, не люблю,— молюсь И не целую,— мимо Не век, не час плывет моллюск, Свеченьем счастья тмимый.

Как музыка: века в слезах, А песнь не смеет плакать, Тряслась, не прорываясь в ах!— Коралловая мякоть.

Лето 1917