Струны о чем-то рассказывают бойко, Старая песня уводит за собой… Были у Джимми и ферма и ковбойка, Но не был он фермер и не был он ковбой.
Ферму забросил, На все махнул рукою, Ковбойку нараспашку – И пошел по кабакам… Ой, ой! Джимми! Джимми! Поведай, что с тобою! Не видит он, не слышит он, Не знает он и сам.
… Были когда-то хозяевами штата Индейцы-делавары, почитатели ветров. Знать их не знал он… Так вот ведь досада! Текла в жилах Джимми индейская кровь.
Снились вигвамы, Лосиные шкуры, И кто-то мокасины Сушил перед огнем… Вот потому-то Ходил Джимми хмурый И песен индейских Не пели мы при нем.
Не грусти, Джимми, Поезжай в город, Выгодно продай зерно. А что в твоем сердце — Радость или горе, — Предкам твоим все равно.
С тучи, как боги, сошли раскаты грома, Коршуном пала на прерию гроза… Джимми увидел в своем стакане рома Индейские косы, раскосые глаза.
Скулы как скалы, Зажженные закатом, Фламинговой короны Пламенеющий костер… Джимми, Джимми! Куда же ты? Куда ты? Ушел. И никогда его Не видели с тех пор.
Бармен сказал: «Это все от безделья», А пастор намекнул, что «от безверья своего». Грозная ночь бушевала за дверью, И больше никто не сказал ничего…
Ферма дичает, бурьяном порастает, Не видно белой лошади, не слышен лай собак. Песню про Джимми теперь никто не знает, А если бы знали, то пели бы вот так:
Не горюй, Джимми! Поезжай в город, Выгодно продай зерно… А что в твоем сердце — Радость или горе, — Предкам твоим все равно, Предкам твоим все равно, Все равно, все равно…