Пусть бестолковый свет толкует, Нам толков праздных не унять; Счастлив, кому дано судьбой о них не знать, Умен, кто, зная, не тоскует. Пусть добрый полотер ползком и на лету Обшаркал начисто все крыльца бар почетных, Чтоб сделаться с глупцов бессчетных Глупцом в столице на счету; Пускай Мизинцева в припадке То в прозу, как в озноб, то на стихи, как в бред, Кидает, словно в лихорадке, От коей хины нет; Пусть рыцарь классиков из азбучного класса, Пусть сей журнальный Дон-Кишот За образец ума — себя, а за Пегаса Нам Россинанту выдает! Сей умничай вничью, дурачься тот с успехом, Иной, как колокол, будь и тяжел и пуст, Иль сплетней городских будь он стоустым эхом, В котором гласа нет без посторонних уст! В устройстве общества и цех глупцов потребен; В мирском быту полезны и они: Со скуки б умерли здесь умники одни, Глупцы смешат — а смех целебен! Терпимость — мудрости порука и сестра. Оставим мы взыскательность пустую; Я на один норок могущий негодую, Я на него храню гнев сердца и пера. Но слабостям прощать я совестью обязан И боле! Как бы им я сострадать не мог, Как раб невольнику, который цепью связан, Или рифмач без рук — танцмейстеру без ног! Я слышу, говорят нередко: «У каждого свой ум!» — Вранье, сударь! Вранье! Скажите вы — и попадете метко: У каждого чудачество свое! Мы все с дурачеством, все с пятнышком родимым; В оттенках каждого различие одно: Здесь ярче — там бледней, в ком чуть бывает зримым — А в ком и всё лицо — родимое пятно!
1813