Свершилось чудо!.. Червь презренный, Который прежде, под землей, Плодясь в стыде и потаенно, Не выползал на свет дневной; Который знал в былые годы, Что мог он только воровски Губить богатой жизни всходы, В тиши подтачивать ростки,- Преобразясь, восстал из праха! Ничтожный гад стал крупный зверь; И, прежнего не зная страха, Подчас пугает сам теперь. Заговорив людскою речью, Как звери сказочных времен, Как бы природу человечью Порой выказывает он. Знать, с классицизмом воротился Мифологический к нам век: Ни жеребец, ни человек — Кентавр в России народился. Носясь то вдоль, то поперек По нашим нивам, весям, градам; Кидая грязью с резвых ног, Взметая пыль, лягая задом,- Когда он, бешеный, бежит, То с конским ржанием, то с криком, И топчет все в порыве диком,- Сама земля под ним дрожит!.. И утомясь, но все же гордый, Что совершил безумный бег, С своей полуживотной морды Он пеной фыркает на всех… И все сторонятся, робея, Чтоб он не мог кого-нибудь — Приняв, конечно, за плебея — Иль оплевать, или лягнуть. В ляганье вся задача скрыта; Вся сила — в мускулах ноги… Какая ж мысль, давя мозги, Приводит в действие копыта? Судя по всем чертам лица, Нет мысли! Кроме разве задней… Зато природа жеребца В нем совершенней и приглядней. Что за хребет! и что за рост! Налюбоваться мы не можем! Как гордо он вздымает хвост, Своею мыслию тревожим…
Иных мыслителей в Москве Теперь, по-видимому, бесит, Что, стать пытаясь во главе, Кентавр меж нами куролесит. Им злой почудился в нем дух; Глядят вперед они тревожно… С их стороны такой испуг Мне непонятен. Невозможно Играть бесплоднее в слова Иль заблуждаться простодушней… Ведь ты ж сама была, Москва, Его заводскою конюшней!..
1870