Как часто я с глубокой думой Вокруг могил один брожу И на курганы их гляжу С тоской тяжелой и угрюмой.
Как больно мне, когда, порой. Могильщик, грубою рукой Гроб новый в землю опуская, Стоит с осклабленным лицом Над безответным мертвецом, Святыню смерти оскорбляя.
Или когда в траве густой, Остаток жалкий разрушенья, Вдруг череп я найду сухой, Престол ума и вдохновенья, Лишенный чести погребенья.
И поражен, и недвижим, Сомненья холодом облитый, Я мыслю, скорбию томим, Над жертвой тления забытой:
Кто вас в сон вечный погрузил, Земли неведомые гости, И ваши брошенные кости С живою плотью разлучил?
Как ваше вечное молчанье Нам безошибочно понять: Ничтожества ль оно печать Или печать существованья?
В какой загадочной стране, Невидимой и неизвестной, Здесь кости положив одне, Читает дух ваш бестелесный?
Чем занят он в миру ином? Что он, бесстрастный, созерцает? И помнит ли он о земном Иль все за гробом забывает?
Быть может, небом окружен, Жилец божественного света, Как на песчинку смотрит он На нашу бедную планету; Иль, может быть, сложив с себя Свои телесные оковы, Без них другого бытия Не отыскал он в мире новом.
Быть может, все, чем мы живем, Чем ум и сердце утешаем, Земле как жертву отдаем И в ней одной похороняем…
Нет! прочь бесплодное сомненье! Я верю истине святой — Святым глаголам откровенья О нашей жизни неземной.
И сладко мне в часы страданья Припоминать порой в тиши Загробное существованье Неумирающей души.
1852