Перевод М. Фромана
Словно в зареве пожара Я увидел на заре, Как прошла богиня Тара, Вся сияя, по горе. Изменяясь, как виденья, Отступали горы прочь. Было ль то землетрясенье, Страшный суд, хмельная ночь?
В утра свежем дуновенье Видел я — верблюд ко мне Вне законов тяготенья Подымался по стене, И каминная задвижка Пела с пьявками, дрожа, Распаленная мартышка Сквернословила, визжа.
С криком несся в дикой скачке Весь багровый, голый гном, Говорили о горячке И давали в ложке бром, А потом загнали в нишу С мышкой, красной как луна, Я просил: «Снимите крышу, Давит голову она!»
Я молил, ломая руки,- Врач сидел как истукан,- Что меня спасти от муки Может только океан. Он плескался подо мною, Пену на берег гоня, И понадобились трое, Чтобы сбросить вниз меня.
И шампанским зашипели, Закружились надо мной Семь небес, как карусели, И опять возник покой; Но осталась, чуть мигая, Вкось прибитая звезда, Я просил сестру, рыдая, Выпрямить ее тогда.
Но молчанье раскололось, И в мой угол донесло, Как диктует дикий голос Бесконечное число И рассказ: «Она сказала, Он сказал, и я сказал…» А луну, что мне сияла, В голове я отыскал.
И слепец какой-то, плача, Слез не в силах удержать, Укорял меня, что прячу Где-то я луну опять. Стало жаль его немного, Но он свистнул у стены. И пресек мою дорогу Черный Город Сатаны.
И на месте, спотыкаясь, Я бежал, бежал года, Занавеска, раздуваясь, Не пускала никуда. Рев возник и рос до стона Погибающих миров — И упал, почти до звона Телеграфных проводов.
Лишь одна звезда светила В напряженной тишине И, хихикая, язвила И подмигивала мне. Звезды с высоты надменной Ждали, кто бы мне помог. От презренья всей вселенной Я ничем спастись не мог.
Но живительным дыханьем День вошел и засиял, Понял я — конец страданьям, И я к Господу воззвал. Но, забыв, о чем молиться, Я заплакал, как дитя, И смежил мне сном ресницы Ветер утренний, шутя.