Кедры, сосны корабельные — я не знаю почему — Пели песни колыбельные беспокойству моему. Хвойный воздух душу связывал и темнел и вечерел, Но щавель мне путь указывал наконечниками стрел.
Шла процессиями длинными копьевидная трава, Пни шуршали древесиною и крошились, как халва. Колокольчиками белыми ландыш косо моросил, Выворачивались бельмами на ветру листы осин.
Луч ломился в норку беличью… Уж — блеснул у самых ног, Как набитый медной мелочью старый бабушкин чулок. Было что-то в нем старинное — от подсвечников витых, Как тащил он тело длинное в кольцах темно-золотых.
И о том, что день кончается, прилетел прохладный вздох — Вздох болота, где курчавился на слезливой кочке мох. Там теперь стоял, наверное, журавель, понурив нос И в застывшее мгновение погружаясь… Вот и ночь…
Вот и звездочка далекая повисает в синеве, И ромашка одинокая растворяется в траве.
1962