Дитя мое, тебя увозят вдаль… Куда? Зачем? Что сделалось такое? Зачем еще тяжелую печаль Мне вносит в жизнь безумие людское? Я так был рад, когда родилась ты!.. Чуть брезжил день… И детские черты, И эта ночь, и это рассветанье — Все врезалось в мое воспоминанье.
Вот скоро год слежу я за тобой — Как ты растешь, как стала улыбаться, Как ищет слов неясный лепет твой И стала мысль неясно пробиваться… И есть чутье в сердечной глубине: Ручонками ты тянешься ко мне И чувствуешь невольно вдохновенно, Что я тот друг, чья ласка неизменна.
И страшно мне: ну! будешь ты больна?. Не я тебя утешу в час недуга… Ну! ты умрешь?. Нет! это призрак сна, Безумный бред ненужного испуга… Ты вырастешь!— Но нежный возраст твой, Дитя мое, взлелеется не мной, Не я вдохну тебе, целуя руки, Ни первых слов, ни первых песен звуки.
Не я возьмусь при раннем блеске дня Иль в лунный час спокойного мерцанья Тебя учить, безмолвие храня, Глубокому восторгу созерцанья. Не я скажу,— как в книге мысль сама Из букв сложилась в летопись ума, Не я внушу порыв души свободный К святой любви и жертве благородный.
И страшно мне: в мой передсмертный час Не явится ко мне твой образ милый; Улыбка уст и ясность детских глаз Мелькнут, как скорбь, по памяти унылой… Но решено: тебя увозят вдаль… Дитя мое, я утаю печаль И детского спокойствия незнанья Не возмущу тревогою страданья.
Май 1860