Мне непонятен ваш бостон! Я не люблю ни экарте, ни виста; Я лучше предпочту под липой сладкий сон Иль слушать речь Ариовиста: {*} {* Лицо, известное в записках Кесаря.} Он, гордый, не сошел пред Кесарем с коня! И Кесаря он в грош не ставил; А Кесарь, право, был великий человек! Хвалю я ум его военных правил. Увы! как сон: за веком век!.. Где эти римляне? где греки? Нет больше тех времен, прошли те человеки!.. Какой для нас урок, какой живой пример! Оставя Кесаря, иду на Бельведер; Что за картина: лес, и озеро, и речки, И подо мной внизу все люди — человечки… Как весело тут быть вечернею порой! Прекрасные места! прекрасная природа! На круглом куполе лазоревого свода Направо, далеко, за Токсовой горой, Садится солнышко… насупротив луною Сребрятся облака, летящие грядой. Как я любуюсь сей высокой стороною! Сады, и фабрики, и куча деревень, И в разные края бегущие дороги… Так на Олимпе жили боги! Но здесь не высмотришь всего за целый день! Тут нет без красоты порожнего местечка. Я вижу ясно Петербург: Адмиралтейский шпиц горит, как свечка; И, в сорока верстах, мелькает Шлиссельбург. Еще… но дунул ветр… стихи мои упали, Летят с карниза на карниз, И голову сломя, я опрометью вниз, — Чтоб девушки не прочитали Карандашом написанных стихов И, прочитав их, не сказали: «Тут мало толку — много слов».
1825