На каблуках-то и то к голове удалой не дотянусь — и пригну ее с нежною силой: зеленоглазый, и волосы пахнут смолой. Ладаном, ты уточняешь. Конечно же, милый.
Как ты похож на меня попаданьем впросак, простосердечьем и детскою жаждою чуда… Кстати, как я, не такой уж добряк и простак. Властный, как я, и, как я, вероятно, зануда
(как Водолей Водолею скажу я: муштра дисциплинирует все-таки в этом шалмане…).
Что же нам делать? Мы, может быть, брат и сестра, только меня в раннем детстве украли цыгане?
Слышу, как воздух толчется и ткется оплечь легкий виссон… О, взаимное расположенье, эти горячие токи, идущие встречь, чувствую, как и твои же все богослуженья.
Вижу тебя молодым, выступающим за рамки глухого в то время имперского зданья… Много чего повидали вот эти глаза кроме крещенья, венчания и отпеванья.
Ты на двухтысячелетие старше меня.
Знай, напишу еще, сборщица макулатуры, малая искра — во славу большого огня “Письма к пресвитеру” — памятник литературы.
Пусть остаются, пусть переживут разнобой; может, избравшему это же предназначенье станет поддержкой мое любованье тобой, пусть примеряет к себе он мое восхищенье.
Редкие, как эта страсть, как сухая гроза, не изронившая капельки ртам истомленным, пусть остаются, пусть вспомнятся наши глаза: эти зеленые к этим вот светло-зеленым.
2004