У тропки вечерней сиренево-серный И серо-лиловый оттенок. И, словно орех, который, созрев, Отходит от собственных стенок, Отходит луна от небес волокна, От облачного потока, И к легкому своду уходит она Отколото, одиноко…
Деревьев цыганские тени кудрями дорогу метут… Вдали, в запустенье, дымится и светится пруд, Как жар, потухающий в трубке цыгана, Мечтательно замерший наполовину, Попав под рукав, под сырую овчину Тумана…
Оттуда, из сырости грустной, В лесок сухокудрый летит, кувыркаясь, сова: Я слышу, я слышу крыла ее грузные, О, эти порхающие жернова! Летит она прозорливо и слепо, — Движением тяжким и скорым, как шок. Летит клочковато, летит нелепо, Летит, как зашитая в серый мешок С косыми прорезями для глаз…
Как пляска ладьи, где отшибло и руль и компас, В воздухе свежем танец ее корявый… Прочь, абсурдная, Прочь!
… За черной, как пропасть, канавой Стеклянно блистают кусты, как сосуды с целебным настоем, — Это вступление в ночь… Ночь.
Как столбики и как дуги, Над теплым, Над сиротливым простором Стоят неподвижные звуки.