На втором этаже пустота. Этажерка хрома и чиста — только матушкин фикус поник над рядами истопленных книг. А на первый этаж, гомоня, злоба дня затолкала меня. Желтизной ежедневных газет отдает отдаленный рассвет. Вся надежда — на тайный подвал, где какой-то писец побывал, тепля свечку в ночи бытия. Двухэтажная память моя.
2000
На неполучающейся прозе
душу отведу,
постою, поплачу на морозе,
окажусь во льду,
как полузабытая колонка
...
Эти литеры, яти эти, вся Россия от Аз до Я —
синий лес, корневые сети прямоствольного Бытия.
Из ковыльных великолепий, серебрящихся до небес,
вышел выше Великой Степи заколдованный русский лес.
Хоровое пространство птичье.
...
Это посох в спине суковатый,
или воздух, спрессованный в мозг,
или кровельщик сходит крылатый
под Кремлем на дырявый киоск —
сизокрылый ремонтник, воркуя,
...
Академик Саврасов застрял на Хитровке.
Тонет редкий прохожий в воронке метели.
Ни огня кочегарки, ни белой головки,
ни дворовой вакханки в пуховой постели.
Леденеет пространство пустой Третьяковки.
...
Гнев воспой, богиня, Ахиллеса,
грозный и губительный, который
стоил столько крови и железа,
что бомжары, стоя под конторой
в очереди к мрачному Аиду,
...