Не болит и не хворается и живется беспредметно, понемножку умирается, безобидно, незаметно. Потихоньку, понемножечку, без иронии жеманной подцепляешь с блюдца ложечку несоленой каши манной. Всё-то чудится да кажется, что повестки не дошлются, что размажется та кашица на лице ребячьем блюдца, что и так всё образуется. Об одном лишь и грустится – что отпетая разумница не придет со мной проститься.
1972
Всё уже круг. Живу я посредине.
Утроба, как урочище, урчит.
Уже хожу я в жиденькой редине,
а шуба дыбом всё еще торчит.
И в пасти доля чертова горчит.
...
Пространство – словно дальняя вода,
а время – сетка из бессмертной пряжи.
Ползут невидимые невода
и рвутся о зазубренные кряжи.
И в петли забежавшая беда
...
Играешь в жизнь, не глядя в ноты.
Бежит соната наизусть.
Хохочет трель. Но всё равно ты
в игру подбрасываешь грусть.
И вот до грани безразличья
...
Хожу я ужинать в столовую,
куда валят под вечер лавою:
откупорив белоголовую,
я в рюмке, точно в море, плаваю.
Сиди да знай себе поикивай,
...
Я с жизнью рядом. Но не вместе с ней?
(А лишь во сне?) Но как тогда? Бок о бок?
Разметаннее иль тесней?
Измучен? Безразличен? Или робок?
Она ль покойница иль сам я гроб
...