Но хоть сия российская таверна Смотрела неприветно, даже скверно, А, видно, в ней дышалося легко… Сюда бежал подьячий необритый, Пропахнувший сивухой глубоко, Прожорливый и никогда не сытый… Сюда являлся господин в усах, С израненным, великолепным носом, В весьма широких плисовых штанах, В архалуке, подбитом мериносом, Обшитом бранденбурами. Кидал Сей господин с надменностью нелепой Взгляд на слугу презрительно-свирепый И «ну, болван, вчерашнюю!» кричал… Сюда являлся фокусник голодный, Родной земли цветущие поля Покинувший… … На срок прощался с матерью-старухой, С невестою сей тощий сын нужды, Но погасил российскою сивухой В груди давно немецкие мечты. А в старину ему мечтались живо Объятия хорошенькой жены, Колпак, халат, душистый кнастер, пиво И прочие филистерские сны...) Смиренно век в трактирах доживая, Он в сертучишке нанковом ходил И, русский и родной язык ломая, Трактирную компанию смешил… Не оскорблялся он названьем цапли И, если рюмку кто ему давал, Он, выпив содержимое до капли, С поклоном содержащее съедал…
1847