О смирный зверь с тигриною повадкой, О ангел в человеческой личине, — Страшась, надеясь, в радости, в кручине Я скручен так, что и живу украдкой!
Отпустишь ли, удавишь мертвой хваткой, Пожить ли дашь в когтях своей дичине, — Все к одному — обречены кончине, Кого Любовь поит отравой сладкой.
И не под силу обомлевшей силе, Страдая, выстрадать, двоякость эту — Остуду льда и пламена в горниле.
И хочет сжить она себя со свету, Как та, которой и следы простыли; Но нету сил. И смерти тоже нету.
Все сочеталось в нем: высокий гений —
С природой царственной, небесный разум
И ясность духа — с острым рысьим глазом,
И прозорливость — с быстротой суждений.
Пришли на праздник в блеске украшений
...
Я понимал, Амур, — любовь сильней,
Чем осмотрительность с любовью в споре,
Ты лгал не раз со мною в разговоре,
Ты цепкость доказал твоих когтей.
Но как ни странно, это мне ясней
...
Я Страстью взнуздан, но жестокость шпоры
И жесткие стальные удила
Она порой ослабит, сколь ни зла,
И только в этом все ее потворы;
И к той приводит, чтобы въявь укоры
...
Мой слабый дар в тени своих ветвей
Питало благородное растенье,
Хотя ко мне не знало снисхожденья
И мукой не тревожилось моей.
Жестокостью я ранен тем сильней,
...
Предательскою страстью истомленный,
Я вновь спешу туда — в который раз! —
Где я увидел свет любимых глаз,
За столько лет впервые благосклонный.
И в сладостные думы погруженный
...